Дикий вьюнок

Теперь там остался только один гость, молодой. Он стоял напротив двери, заложив руки за спину и внимательно следил за нашими перемещениями. Я встала на пороге, как вкопанная и удивлено оглянулась на дядю.

— Давай, давай, не бойся, — бодро повторял дядя. Прошел и уселся в свое кресло. Потом повернулся ко мне и мягко сказал.

— А теперь, Ула, покажи ему свой рисунок.

На меня в упор смотрели холодные серьезные глаза.

Я не сразу смогла вдохнуть.

— Что?..

Он… как он посмел? Рассказать чужаку о моем происхождении? Раскрыть мой секрет и практически дать тому в руки возможность распоряжаться моей жизнью? Отец никогда бы подобного не позволил! Это называется позаботиться? Нет, это не забота. А значит, а это значит…

— Ула, мы ждем, — теперь дядя говорил без улыбки. — Все уже решено. Я обещал отцу о тебе позаботиться и я это сделал. Ты поедешь с этим человеком, он прекрасно устроит твое будущее. Ты будешь жить в роскоши и ни в чем не нуждаться.

— То есть устроит? — я не поверила своим ушам! Странная какая забота — передать чужаку, открыв мою тайну. Кто я ему? Никто! А значит, он вполне может попытаться извлечь из ситуации выгоду, к примеру, сдать меня тем, кто готов платить деньги за…

Платить деньги! Торговый спор в гостиной. О, мать всех звезд, ну что за дура!

— Вы меня продали? — почти беззвучно спросила я.

Дядя имел совесть принять слегка нашкодивший вид. Как будто… как будто кошку пнул, а не продал собственную племянницу, о которой обещал заботиться, как о родной дочери. Да, не хотелось бы быть дочерью такого типа…

— Ула, так будет лучше. Этот человек пристроит тебя наложницей к какому-нибудь знатному вельможе и ты не будешь ни в чем нуждаться. Для твоего же блага.

— Для моего блага отправьте меня обратно к бабушке!

Губы дяди, который вдруг совершенно перестал быть даже отдалено родным, сложились в прямую жесткую полосу.

— Сейчас ты покажешь ему свой рисунок. А после послушно отправишься, куда скажут. А добровольно это произойдет или нет, решать только тебе. Иначе заставим силой. Ты все поняла?

Руки привычным жестом прижались к груди. Я всегда так делаю, когда чего-то пугаюсь. Нужно бежать, да? Нужно хотя бы попытаться!

— Уважаемый, не могли бы выйти и оставить нас одних? — вдруг вкрадчиво заговорил мой покупатель. Как я могла считать его красивым? Это же работорговец! Как бы мне хотелось, чтобы сейчас он упал прямо у моих ног и в жутких конвульсиях издох. Если бы взгляд способен был остановить сердце, то его уже давно бы не билось!

Даже не заметила, как дядюшка удалился. И что мы имеем? Дверь недалеко, если удастся вырубить этого… этого… его на пару минут, я смогу выбежать на улицу. Только что дальше?

Но разве это важно? Одна, без денег и знакомых. С трудом помню, в какой вообще стороне дорога к бабушке. А иначе. Вот оно… Только что догадалась. Еще один вариант, о котором умолчал отец. Помню, открыл тогда рот, посмотрел в глаза и сник, промолчал. Не рискнул пугать четырнадцатилетнюю девчонку. А я все думала, почему промолчал… Ответ-то простой — шайнарских полукровок любят держать в качестве наложниц, ведь это такая экзотика, когда по твоей обнаженной женщине волной плывет изящное изображение какого-нибудь живого существа. Наверное, подобным зрелищем можно любоваться вечно, я иногда так засматривалась на вьюнок, что часы проходили, пока удавалось от него оторваться. Неудивительно, что кто-то готов за такое зрелище платить.

— Ула!

Чего он так кричит! Ненавижу уже. Купил меня, как кусок мяса на рынке. И подошел так близко. Как же его остановить? Надо бежать…

— Послушай. Ты не сможешь убежать! Тебе некуда идти, а на улице, поверь моему опыту, тебя ждут такие ужасы, что продажа в гарем по сравнению с ними, как несколько песчинок в лицо по сравнению с грузом земли над захороненным заживо. Понимаешь? Про побег забудь. Сейчас мы поговорим и ты все выслушаешь. Ты же девочка неглупая, правда? У тебя красивое имя. У меня тоже есть имя. Меня зовут Янош, — работорговец говорил медленно, практически по слогам, будто я мало разумное существо, не понимающее человеческого языка. Что, кстати, говорит?

— Не нужно меня боятся. Сейчас просто поверь, что ничего страшного с тобой не случится. Обещаю. Доверься мне! А теперь просто покажи свой рисунок. Мне нужно его видеть.

Руки сжали ткань платья еще крепче. Он вообще в своем уме? Хочет, чтобы я раздевалась? Перед чужим мужиком? Добровольно?

— Мне не нужно, чтобы ты раздевалась, — терпеливо продолжил он. — Мне нужен только рисунок. Где он сейчас?

Я машинально кивнула назад.

— На спине? Переместить на руку можешь?

Переместить? Неужели их можно перемещать? Ни разу о подобном не слышала, хотя с другой стороны, что я вообще знаю о шайнарах? Так, разные слухи да домыслы.

— Похоже, не можешь, — пробормотал он. — Ну, все равно… Покажи просто ту часть спины, где рисунок, большего я не требую. Я отвернусь. Поверь мне! Всем будет проще, если мы побыстрее с этим разберемся.

Не знаю, почему я послушалась. Что-то было в его голосе, как будто он пытался сказать гораздо больше, чем сказал.