Лежа на удобной, нельзя не признать, кровати, и уже засыпая, Артём вспоминал события прошедшего дня. И вновь задумался о странной реакции очаровательной рыжей девушки-телефонистки на безобидный знак внимания с его стороны. Чего она испугалась? И почему её лицо кажется ему столь знакомым? Мысли вихрем кружились в голове, переплетая Кравцева, механика, телефонисток и другую публику, виденную Артёмом за этот длинный, полный событий и встреч день, в причудливый узор на персидском ковре ручной работы или вязь облаков табачного дыма среди телефонных проводов…
Громкий шорох резко сорвал покрывало сна с Артёма, вбросив лошадиную дозу адреналина, заставляя сердце учащенно биться.
«Что это? Грабители?» — Он вслушался в темноту. Шорох повторился. Что-то мягко упало на пол. Звук разгрызаемого сахара расставил всё по местам. «Мышь! Ну, конечно же!» Артём нащупал возле кровати ботинок и, размахнувшись, бросил его на звук. Что-то с грохотом упало на пол, звонко рассыпавшись на осколки. «Видимо, пить мы теперь будем прямо из котелка. И есть оттуда же. По очереди», — Обречённо предположил он. Мышь затихла.
— Что такое? — раздалось недовольное бурчание толком не проснувшегося Славки.
— Спи, давай! А завтра нужно будет кота хорошего найти. Мыши совсем разбушлатились. — Артём снова лег, старательно заворачиваясь в одеяло.
— Ага… И собаку… Чужих… Пугать… — Славка зевнул и вскоре снова засопел.
Сон к Тёме так и не пришёл. Всю ночь он ворочался, считал до триллиона и разрабатывал план телефонизации Омска. Километры витых проводов сворачивались словно змеи в тугие клубки кабелей, шаговые искатели цикадами стрекотали в монтажных шкафах, повинуясь Его Величеству Номеронабирателю, реле глухо клацали, кланяясь якорями снятым с рычагов телефонным трубкам…
Первые петухи возвестили рассвет над Ново-Омском. Следом, без промедления пришёл черёд вторых, третьих…
Артём, открыв глаза, понял, что, несмотря на темень в доме, лежать в постели не сможет. Тем более, что наглая мышь в попытке устроить себе завтрак вновь принялась шариться по столу, выискивая кусочки повкуснее. Жертвовать вторым ботинком Торопову не хотелось. Ведь пока ещё оставалась не проясненной судьба первого…
Сквозь сияющие чистотой стекла окон еле-еле просвечивали первые голубовато-красные отблески предвещающие восход солнца. Ночь нехотя отступала, прячась за затворенными ставнями домов, цепляясь густыми, холодными тенями за деревья и заборы. Усевшись на кровати, он в сумраке нащупал среди вещей, аккуратно разложенных на стоящем у изголовья стуле, свою верную "Зиппо". Освещая её неровным слабым огоньком путь, Артём успешно миновал все осколки и нашёл ботинок. "Эх, уборки сегодня будет…" — с неудовольствием подумал он и, наскоро одевшись, отправился на поиски веника и какого-нибудь подобия совка.
Так ничего не отыскав в утренних потёмках в опустевшей кухне и сенях, позевывая, вышел на крыльцо, где и застал последнюю часть отъезда прежней хозяйки дома. За распахнутыми настежь створками тяжелых, собранных из двухдюймового бруса ворот стояла повозка Семёна Савкина, доверху загруженная сундуками, туго набитыми рогожными мешками и цветастыми узлами. Матрёна, выйдя на улицу и передав последний небольшой тюк плотнику, обернулась, заметив его.
— Доброе утро. Что же это вы нас не разбудили? Мы бы помогли…
— Благодарствуйте, Артём Александрович, Вы итак много чем помогли. Да и поезд затемно приходит. Не хотелось будить Вас…
— Ну, тогда удачи на новом месте. Не поминайте лихом.
— Храни Вас Господь! — Матрёна перекрестила и нового хозяина избы, и сам дом. Аккуратно свела, вместе с подоспевшим Тороповым воротные створки, привычно набросила засов в кованые пазы и, выходя со двора, тихо, без стука, прикрыла за собой калитку.
Затем с помощью Семёна уселась на край подводы. Савкин взобрался на облучок и, причмокнув, дёрнул поводья, понукая тронуться с места фыркающую и выдыхающую, словно паровоз облачка холодного утреннего пара, гнедую лошадь. Тёма ещё немного постоял у забора, провожая взглядом повозку, пока та не скрылась за углом. Затем вновь обратился к поискам орудий уборки. Ведь друг спросонья мог нехило порезать ноги. А это пришлось бы весьма некстати. Особенно при текущем уровне медицины, когда любая царапина могла стоить жизни. И виноват оказался бы без вариантов Тёма.
Рассвет с каждой минутой всё сильнее раскрашивал блеклый, ночной серовато-чёрный пейзаж яркими красками наступающего дня. Первыми в ход пошли красные тона. От густо пурпурного до жёлто-розового оттенка, пробуждая от молчаливой тёмно-сонной синевы, всю неохватную сибирскую небесную ширь.
Птицы, поначалу робко, потом всё громче и заливистей звонко запели, встречая восход радостными трелями. Березки, повинуясь утреннему холодному ветерку, то зябко подрагивая, то плавно качая рукавами тонких ветвей, медленно роняли осеннее золото своей листвы.