Хольманн пил кофе в зимнем саду, обставленном плетеной мебелью викторианского стиля. Он был так хорошо воспитан, что не позволял себе выглядеть оригинальным.
В его летнем, из легкой ткани, костюме ничего не бросалось в глаза. Даже сигара была скромных размеров. При этом он не был лишен чувства юмора, но Жан де Сен-Нон как-то не обращал на это внимания.
— Не хотите ли кофе?
— С удовольствием.
У Хольманна не было ни слуги-индуса, ни боя-аннамита, но он держал старую служанку с южным выговором, которая иногда вызывала интерес гостей. Все это было тщательно продумано. По документам Хольманн значился торговцем картинами и, тоже официально, не был знаком с Жаном де Сен-Ноном. Но так как их связывала тайная торговля семейными картинами, никто бы не удивился, что первое время владелец замка отрицал свое знакомство с голландским торговцем.
— Прошу извинить, что я приехал прямо к вам, — не без самодовольства начал граф де Сен-Нон (он был убежден, что если с точки зрения безопасности Хольманн полагал, будто им следует избегать прямых отношений, то по-человечески он мог быть лишь польщен визитом графа), — но вопрос почти не терпит отлагательств…
— Малыш Джо говорил мне об этом, — ответил Хольманн, полагая, что этих слов достаточно.
— Он не мог дать вам понять, какое неприличие, опасное неприличие, кроется за всем, что происходит.
— Опасное? — с вежливой улыбкой переспросил мсье Хольманн.
— Ну конечно! Разумеется! Вдруг этим людям взбредет в голову сунуться в подвалы…
— Но вам же абсолютно неизвестно, что хранится в этих подвалах, мой дорогой граф! Вы просто забыли, что это мсье Жаннекен, ваш съемщик, оплатил счета за обивку дверей железом — поступок вполне естественный, когда подумаешь, что вам было необходимо спрятать ваши фамильные сокровища… Если мсье Жаннекен спрятал в подвалах что-то еще, вы не должны об этом знать, и не вы несете за это ответственность. Как, впрочем, и не я, не я… Что еще вы хотели сказать?
— Если вас информирует мой шофер… — сказал Жан де Сен-Нон.
Хольманн посмотрел на него с еле уловимой насмешкой.
— Джо действительно рассказал мне… кой о чем. О том, что они моют ноги в пруду, о транзисторах… Все это очень п
В застекленной ротонде стояла какая-то приятная теплота. С успокаивающим шумом крутились вентиляторы.
— Об этом легко рассуждать, когда вы избавлены от этих пошлостей!
— Джо говорит, — заметил мсье Хольманн, — что эти люди совершенно безобидны.
— Естественно! У него интрижка с юной особой, которую он не хочет отпускать!
Торжествующее выражение лица графа на мгновенье позабавило Хольманна. Но только на мгновенье. Даже дурак способен иногда высказать верную мысль.
— Джо мало что знает, — вскользь обронил он.
Однако Жан де Сен-Нон почувствовал, что в тоне мсье Хольманна появилось раздражение. Он чуял это инстинктом, той обостренной чувствительностью, которая ему была ни к чему.
— Он знает слишком много. А когда человек влюблен…
— Джо сын моего старого друга, — сказал Хольманн, отвечая на то, чего не договорил граф.
— А другие? Они выжидают, рыщут повсюду… Это может продолжаться долго. Жаннекен способен тянуть это бесконечно.
— Промывать Дикки мозги? Присваивать его деньги?
— Не думаю, что до этого дойдет. Но вся эта затея столь омерзительна! Видеть это в своем доме! Уверяю вас, мне стыдно! Ведь все это видят крестьяне, которые знают меня с детских лет, знали моего несчастного брата и отца!
— Вы знаете, у нас были очень серьезные причины посоветовать вам принять этих людей. Много разных причин: оправдание ваших доходов, прикрытие и, если я смею так выразиться, второе прикрытие для вас в случае каких-либо осложнений…
— По моему мнению, присутствие Дикки Руа уже представляет собой осложнения, — упрямо возразил владелец замка.
— Возможно. (Хольманн никогда не отвергал ни одного предположения: он все подвергал анализу. Он был человеком без предрассудков.) Возможно, но это рискует повлечь за собой осложнения… Нам придется потрудиться, чтобы найти другого, столь же пригодного для этого человека… Я приставил к вам Джо, чтобы иметь на месте своего наблюдателя… («Благодарю вас!» — не без ехидства перебил его граф.) Но если вы утверждаете, что он уже не совсем честен… Я подумаю над всем этим. Потерпите. Разве много, согласитесь, пришлось вам терпеть неудобств с начала нашего сотрудничества? Оно же позволяет вам сохранять в неприкосновенности бесценное фамильное достояние… Ради этой великой цели можно пожертвовать кое-какими личными претензиями, не так ли? Как и некой старомодной щепетильностью… Хорошо, забудем все это. Главное — никакого скандала, ни одного необдуманного поступка… Иначе вам придется пожалеть об этом.
Он впереди графа прошел в гостиную, меблированную с неброской роскошью.