— Ну и натворили же вы дел, крестный! О! Я, конечно, все прекрасно понимаю… Микки написал мне в Авиньон… Но это было не вовремя, для Дикки. Могло плохо кончиться. Ну ничего, я все улажу. Очень мило, что вы приехали повидать меня, крестный…
— Почему ты называешь меня крестным? — с трудом пробормотал он.
Ему вдруг невыносимо захотелось спать. Нет сил открыть глаза, узнать, что за девушка сидит рядом. Фанни? Красотка, читавшая книгу в отеле? Или позавчерашняя шлюха, которая, кстати, была довольно мила?
— Вы хоть название своего отеля можете вспомнить? — спросила эта девушка сочувственным, но не лишенным твердости тоном. — Не сидеть же здесь всю ночь.
— Название отеля… Но оно такое… такое, понимаешь ли, смешное… Замок, как бишь его… Отель Трюк, кажется… и почему это я туда сунулся…
— Очевидно, потому, что там оказался бар, — ответил молодой и решительный голос. — Пошли, соберитесь-ка. Вы не настолько уж пьяны.
Действительно. Он был не так уж пьян. Чувствовал, что хмель постепенно рассеивается вместе с тоской. Хорошо бы выпить что-нибудь.
— Пива. Я хотел бы выпить кружечку пива, а потом скажу… какой отель…
— Выпьете в своем номере.
— Номер девять… — прошептал он, вспоминая. — Номер девять, отель «Прекрасный замок». Видишь, я отлично помню.
— Ну хорошо. Так идем туда. Обопритесь на меня.
У него хватило сил встать. Рядом оказалось плечо, точнее, совсем хрупкие и вместе с тем крепкие от нервного напряжения плечи невысокой, щуплой, но чрезвычайно собранной девушки… Полина, но она ведь такая, такая маленькая…
— Полина….
— А! Узнали наконец! — радостно воскликнула она, продолжая идти. — Вот было бы забавно, если бы, приехав так далеко повидаться со мной, вы бы меня так и не узнали… Уехали бы, так и не найдя меня…
— Я уехал бы, не найдя тебя… тупо пробормотал он.
И фраза показалась ему такой печальной, такой многозначительной, что он продолжал повторять ее, сидя на кровати в своем девятом номере, тускло освещенном розовой люстрой. Не найдя ее… Он безуспешно старался удержать в голове немного хмеля, как полусонный человек, натягивающий на себя соскальзывающее одеяло.
Музыканты ушли ужинать. Дикки велел подать еду в номер, хотел остаться один и сразу же заснуть…
— Он-таки их скрутил, наш братишка! — сказал Патрик, весело усаживаясь за стол.
Он был «звездой» среди ударников и известен не меньше, чем Дикки, во всяком случае, — не будем преувеличивать — он сам так считал. Патрик был первоклассным ударником — другие музыканты это признавали, — необыкновенно талантливым, красивым, абсолютно беззлобным и хладнокровным, он в полной мере заслуживал прозвище «акула», которым награждают студийных музыкантов с самой высокой ставкой.
— Да, но сколько раз ему еще это удастся? (Алекс.)
Жюльен:
— А кто такие эти крикуны? Патрик, ты их видел?
— О! Это всего-навсего мои приятели, — с серьезной миной пошутил Дейв. — Я попросил их чуть освежить атмосферу…
Три недели назад это рассмешило бы их. Они подхватывали любые шутки. Но тревога, страх висели в воздухе. Судьба каждого была более или менее связана с Дикки. Кроме Патрика и Жанно, которые работали на студии, у них не было иного способа зарабатывать на жизнь.
Вечный козел отпущения, постановщик Серж воспринял молчание как упрек.
— Если бы меня обеспечили настоящим нарядом полиции… Грузчики здесь вовсе не для этого. То, что нм приходится выталкивать скандалистов, даже противоречит профсоюзным законам. К тому же сегодня зал не поддержал их или не совсем поддержал. Но если…
Алекс бросил на Роже Жаннекена многозначительный взгляд: «Что я вам говорил?»
— Именно поэтому я подумал… — начал он.
— Нет! — воскликнул доктор с мольбой и угрозой в голосе.
— Остается только потрясти дома престарелых, — заметил Дейв с иронией. — Сегодня в левых рядах собрался настоящий цвет общества! Одни столетние. А вот новый текст для рекламы: «Дикки Руа, певец, помогающий жить старикам…»
— Ты сам скоро попадешь в дом престарелых, если будешь играть так, как сегодня, — сказал Патрик.
С некоторых пор он присваивал себе права руководителя ансамбля. Никто, за исключением Дейва, не протестовал против этого. Традиционное соперничество между гитаристом и ударником. Остальные не вмешивались. Второй гитарист Боб был смиреннейшим человеком, который думал только о том, как бы хорошенько поесть и расплатиться с кредитом. Он трогательно пытался отвести бурю.
— Я хорошо знаю, что за полночь нельзя требовать чуда, — нескладно начал он, — но докатиться до того, чтобы подавать мясо бизона…
— Оно действительно жестковато, — сказал, приходя на помощь, Рене.
Алекс заорал:
— Ну, кончили ваш светский разговор?
Все замолчали. Успокоившись так же быстро, как взорвался, Алекс продолжал:
— Поэтому-то у меня и родилась идея. — И он вызывающе взглянул на доктора. — Хор отца Поля.
— В первом отделении? — спросил Патрик.
— Да нет же! В качестве… скажем, статистов. В зале. В светской одежде. По разным углам.
— И они согласятся? — спросил Патрик, приглаживая ладонью свои рыжие кудри. — Ведь они, кажется, хотели записать пластинку, разве нет?