Дикобраз

– А что такое коррупция? – Раздраженная вспышка Солинского словно подтолкнула Петканова вступить в дискуссию мягко и вкрадчиво. – И почему бы нам не поговорить о костюмах?

Он стоял, упираясь руками в барьер, коренастый человек, почти без шеи, нос словно принюхивается к атмосфере зала. В этот день, казалось, он один излучает в этом зале энергию, он один-единственный приводит в движение процесс.

– Каждый из нас по-своему понимает коррупцию, не так ли? Вы позволите мне привести пример?

Он помолчал, отлично сознавая, что теперь внимание ему обеспечено: на этот раз он не собирался отрицать факты или ссылаться на плохую память – на этот раз он что-то сообщит.

– Пример относится к господину Генеральному прокурору. Я отлично помню те времена, когда мы послали вас в Италию. Середина семидесятых, не так ли? Тогда вы были или, по крайней мере, объявляли себя преданным членом Партии, честным коммунистом, истинным социалистом. Мы направили вас в Турин, если помните, в составе профсоюзной делегации. Мы снабдили вас также определенной суммой в твердой валюте, а эта привилегия оплачивалась трудом ваших соотечественников. Но мы вручили вам эту сумму.

Солинский взглянул на судей. Он не понимал или, по крайней мере, надеялся, что не понимает происходящего. Почему не вмешивается Председатель? Подсудимый обвиняет прокурора, ведь так? Но все трое судей неподвижно сидят в своих креслах и с явным интересом внимают Петканову.

– Суду, может быть, интересно, – продолжал Петканов, – как же обошелся этот настоящий коммунист с доверенной ему суммой в твердой валюте, заработанной в поте лица своего рабочими и крестьянами его родной страны. Он, возможно, купил книги наших итальянских коллег-коммунистов, безусловно достойные изучения книги? Или пожертвовал часть денег местным сиротским учреждениям? А быть может, он экономил как мог эти деньги, чтобы привезти домой валюту и вернуть ее Партии? Нет, ни то, ни другое, ни третье. Часть денег он истратил на покупку красивого итальянского костюма, дабы, вернувшись, выглядеть элегантней своих товарищей. Часть истратил на виски. А то, что осталось… – Петканов снова выдержал паузу, ловкий комедиант, давно знающий, как работают его трюки. – А на то, что осталось, он пригласил одну из тамошних дам в дорогой ресторан. И я хочу задать вам простой вопрос: это коррупция?

Он ждал, победно задрав нос, посверкивая оправой очков в лучах юпитеров, и, прежде чем ему ответили, добавил:

– После ресторана эта дама посетила номер Генерального прокурора и, само собой разумеется, провела там ночь.

( – Ух ты!

– Поддал под зад. Ну, поддал.

– Бедняга Солинский. В самую точку.)

Прокурор вскочил с места, Председатель шептался с помощниками, а Петканов все рычал в лицо противнику:

– Вы не сможете этого отрицать! Я видел фотографии. У нее прекрасная фигура. Поздравляю вас. Мне показали фотографии. Так скажите, это коррупция? Я поздравляю вас. Мне показали фотографии.

Председатель поспешно объявил, что заседание закрывается. Телевизионный режиссер, понизив голос, приказывал оператору держать камеру № 1 на Солинском, так что смущенное лицо Генерального прокурора еще некоторое время не сходило с экрана; студенты сразу же замолкли, Стефанова бабушка хихикнула у себя на кухне, а возмущенный Петр Солинский, так подло преданный, придя домой, обнаружил, что ему постелено на полу его кабинета. Там он и спал до самого конца процесса в компании далекого Алеши, по-прежнему стоявшего на Северных холмах.

Этот засранец с птичьим дерьмом на башке был таким двурушником, таким предателем социализма! Когда Горбачев заявился к ним для срочных консультаций, а консультации эти состояли в том, что своему самому давнему, самому верному союзнику он объявляет вдруг: брошу тебя к такой-то матери, если не станешь нам выкладывать зелененькие дяди Сэма, – вот тут-то Петканов и предложил ему самый решительный поворот в истории страны.

– Товарищ Генеральный секретарь, – сказал Петканов. – Я предлагаю полное объединение наших государств.

Это был удар! В тот самый миг, когда шавки капиталистической прессы тявкают из каждой подворотни о крахе социализма, в этот самый миг взять и сказать: «Поглядите-ка, дело социализма развивается и крепнет! Поглядите, как два великих народа объединяют свои судьбы, как к Советскому Союзу добавляется шестнадцатая республика! Вот ответ на все ваши поклепы!»

Но Горбачев отверг его предложение. Сразу, даже не поразмыслив для вежливости. Примерно такой же план он изложил лет десять назад Брежневу, так Леонид, по крайней мере, раздумывал несколько месяцев, прежде чем с братским сожалением отклонил его. А Горбачев только высокомерно произнес: «Это не то, что мы понимаем под перестройкой», кажется намекая, будто революционный план Петканова основан лишь на желании избежать расчетов за советскую нефть.