Дикое поле

— А казаки? — упрямо выставил бороду Бухвостов. — Они и в Крыму достанут! Али забыл, как тебя украли? Не глупи, соглашайся. Государь тебе за службишку деревеньку даст и денег на кормление. Холопов заведешь, хозяйство, а я тебе молодую да красивую жену посватаю. Детишков нарожаете, род свой продлить. Все лучше, чем казаки в степи сабелькой вжик — и нет головушки. Поехали!

Не дав татарину опомниться, он потащил его к возку. Усадил, плюхнулся рядом и велел трогать. Ворота распахнулись, и возок выкатился на улицу. Позади верхами скакали стрелец на громадном соловом жеребце и молодой русский на караковой кобыле.

Изумленный Рифат увидел высокие зубчатые стены кремля и золотые купола церквей, пышные сады и роскошные терема, шумный многолюдный торг и рвущийся в небо расписной собор Василия Блаженного.

— В честь победы над Казанью поставлен, — нашептывал Бухвостов. — Сильна была орда, да Грозному царю покорилась. А то еще Царь-пушку тебе покажу: в жерло человек влезет, а ядра больше лошадиной головы. Как даст — ни одна стена не устоит!

Мурза только ошалело мотал головой, не в силах разобраться в калейдоскопе сегодняшних событий. Какой большой и богатый город! Какая девушка на качелях! Какие огромные храмы и какая сильная крепость в столице урусов! Какими яствами его угощали, какими напитками. Он даже не понял, как из холодного поруба попал на улицы Москвы…

Вернулись в дом и опять сели за стол. Рифат выпил еще один кубок и с удивлением обнаружил, что рядом с ним сидит русский поп с большим крестом на груди. Ласково щурясь и поглаживая седую бороду, он что-то говорил, но что именно, мурза понять не мог — в голове опять зашумел крепкий мед.

— Кто это? — едва ворочая языком, спросил он.

— Твой духовник, отец Василий, — охотно ответил Бухвостов. — Он тебя и окрестит.

— Но… Но я не хочу креститься! Поменять веру — все равно, что умереть. Ты понимаешь это, Никита-ага? Как я потом вернусь в Крым?

— А зачем тебе возвращаться? — подслеповато прищурился отец Василий. — Неужто у нас плохо?

— Вот-вот, — поддержал его Яровитов. — Зачем? — Там мой дом.

— В орде и так узнают, что ты теперь крещеный — принял православие, — как бы между прочим обронил Бухвостов.

— Я не крещеный, неправда! — пьяно погрозил ему пальцем Рифат.

— А кто проверит? Поди, узнай, как на самом деле, если ты в Москве. Все поверят тому, что мы скажем. Или опять захотел в поруб?

— Нет!

— Тогда придется выбирать: или голова с плеч, или креститься, пойти на службу к великому государю и жениться на красивой девушке.

— Я подумаю, — насупился мурза. — Но почему вы не хотите взять за меня выкуп?

— Тебе и предлагают выкуп, — терпеливо объяснил Яровитов. — Выкуп за твою голову. Заплати и живи припеваючи. Хочешь написать отцу?

Откуда ни возьмись, появились чернильница, перо, бумага и песок. Больше привычный писать каламом [23], Рифат неуверенно царапал гусиным пером, выводя закорючки арабских букв.

— Пиши поклоны родителям, да укажи, что подателю письма можно довериться, — заглядывая через его плечо, диктовал Никита Авдеевич. — Можешь даже написать, что тебе тут предлагают… Закончил?

Взяв исписанный лист, он сам посыпал его песком, чтобы чернила быстрее просохли.

— Как лучше передать письмо старому мурзе? — спросил Яровитов. — Может, показать твоему отцу какую-нибудь вещь, чтобы он ни в чем не сомневался?

— Не надо, — отмахнулся замороченный Рифат. — Он знает мою руку.

— Надо! — Бухвостов стряхнул песок и бережно спрятал письмо. — Твоя жизнь зависит от того, вернется гонец из Крыма или нет.

— Возьмите шапку, — подумав, предложил татарин. — Таких всего две: у моего отца и у меня.

— Дело, — одобрил Макар и недовольно покосился на отца Василия. Старику надоели непонятные разговоры, он хлебнул медку и задремал, тонко посвистывая носом.

— Я все написал, — устало зевнул Рифат. — Пусть Иляс-мурза дает ответ, и я поступлю так, как велит отец.

— Ладно, это мне больше нравится, — похлопал его по плечу Бухвостов. — Иди, отдыхай.

— В яму? — усмехнулся молодой мурза.

— Павлин проводит, в задней комнате тебе постелили. Но уж не обессудь, одного даже ночью не оставлю.

Никита Авдеевич кивнул стрельцу, и тот помог хмельному татарину выбраться из-за стола. Подхватил и почти понес к дверям, как малого ребенка.

— И нам пора на покой, — растер ладонями лицо Бухвостов и обернулся к Макару: — Проводи отца Василия, а я пойду к себе, устал что-то. Уж больно медленно зреет наш татарчонок…

* * *

Антипа разбудил Никиту Авдеевича среди ночи: тихонько прокрался в спаленку и потряс хозяина за плечо. Но тот проснуться не пожелал и перевернулся на другой бок. Тогда горбун встряхнул его сильнее.

— Кто? — Бухвостов открыл мутные глаза и быстро сунул руку под подушку, где всегда держал заряженный пистолет.

За окнами была кромешная темень. Тревожно шумел листвой старый сад, встречая усиливавшиеся порывы ветра. Днем парило, где-то по краю неба ходили тяжелые тучи; но дождь так и не собрался. А ночью, видать, разразится гроза.