Дикое поле

Головин уцепился за решетку и выглянул в оконце. Татарин испуганно отшатнулся, увидев его смертельно побелевшее от ярости лицо с расширенными, ставшими черными от гнева глазами.

— Я возьму твою жизнь, — неожиданно спокойно сказал казак. — У тебя нет права жить!

— Сумасшедший. — Оправившись от неожиданности, надсмотрщик презрительно сплюнул. Двое его приятелей уже заканчивали грузить на арбу трупы.

— Вы все умрете! — повторил казак. — Все!

— Немой заговорил? — Рядом с надсмотрщиком появился уже знакомый старик в грязном тюрбане.

— Хозяин, позволь проучить его, — поклонился надсмотрщик.

— Его накажет сама судьба, — важно ответил работорговец. — Не смейте трогать уруса, у него не все в порядке здесь. — Он покрутил тонким пальцем у виска и ушел. Надсмотрщик побежал за ним следом.

Тимофей до боли стиснул зубы и забился в угол. Чего бы ему это ни стоило, он должен привести свою угрозу в исполнение. Однако проще пригрозить, чем расправиться с убийцами. И все же он попытается. Вспомнилось, как ослабли ноги и подкатила к горлу тошнота, когда увидел в степной балке порезанный полон. И тут, прямо на его глазах, случилось то же самое. Если он не отомстит, то и сам не сможет жить!

Незаметно опустилась ночь. Головин провалился в забытье, но короткий тревожный сон не принес желанного облегчения. Привиделось, будто стоит он на монастырском дворе, держа за руку девушку из дворца Алтын-карги. И отец Зосима подает им зажженные свечи, готовясь совершить обряд венчания. Но кто-то, прячась за его спиной, задувает маленькие огоньки, а поймать проказника не удается…

На рассвете захлопали двери клетушек, защелкали бичи надсмотрщиков, вновь заплакали дети и в голос завыли женщины: полон погнали на рыночную площадь. К Тимофею ввалились сразу четверо. Действовали уже знакомым способом: прижали деревянными рогатками и накинули на шею петлю аркана. Вывели во двор и потащили за угол — невольничий рынок раскинулся совсем рядом, прямо за тюрьмой.

Казак хмуро окинул взглядом заполненную народом небольшую площадь с каменным возвышением посередине. В центре его торчал потемневший столб с железными кольцами, к которым привязывали рабов.

— Иди, иди, — дернул за веревку надсмотрщик. — Скоро твоя очередь.

Торг уже начался. К столбу вытаскивали молодых девушек и матерей с детьми, мужчин и мальчиков. Работорговцы азартно торговались, не слушая распоряжавшегося торгами Сеида, старавшегося перекрыть тонким голоском гомон возбужденной толпы. Поодаль, равнодушно взирая на происходящее, стояли несколько стражников.

— Клянусь Аллахом, это низкая цена, — прижимал руки к груди сморщенный Сеид. — Себе в убыток отдаю.

Получив деньги, он передавал их Мустафе, а тот немедленно шел к сидевшему в углу площади сборщику налогов, чтобы отсчитать положенную ханской казне долю.

— Прекрасный раб! Молодой, сильный, здоровый!

Тимофея втащили на возвышение и поставили у столба, обмотав арканом, чтобы пленник не мог даже пошевелиться. Казак криво усмехнулся: это они о нем — «раб»? То-то накинули удавку на шею и надели кандалы, чтобы назвать рабом.

— Он может долго работать, не зная усталости, — продолжал расхваливать «товар» работорговец. — Сильнее его только бык или лошадь.

— Ты взял раба в набеге? — неожиданно спросил один из купцов. — Почему на нем татарская одежда?

— Почему он с арканом на шее? — выкрикнул другой. — Наверно, буйный?

— Может быть, ты хочешь продать нам урус-шайтана? — подозрительно спросил третий, и собравшаяся толпа возбужденно загудела. Казаков никто покупать не хотел — это все равно, что купить собственную смерть! Они убивали хозяев и упорно уходили в бега, терпели любые мучения, но не подчинялись. Кому нужен такой раб? Это же выброшенные деньги!

Сеид затравленно озирался, не зная, что ответить, а работорговцы продолжали выкрикивать:

— Как ты докажешь его силу?

— Ты проверил у него зубы, Сеид? Или побоялся, что он откусит тебе палец?

Неожиданно вперед протиснулся толстяк в дорогом халате. Легко раздвинув толпу животом, он оказался прямо перед Сеидом и спросил на турецком языке:

— Он действительно так силен и вынослив, как ты говоришь?

— Это истинная правда, клянусь Аллахом, — поклонился работорговец.

— Тихо! — Толстый турок обернулся к расшумевшимся купцам. — Не мешайте, если не хотите сами купить. Я возьму его за половину названной тобой цены.

— За такой товар? — возмущенно всплеснул руками Сеид. — У тебя нет стыда, Джафар!

Подбадриваемые выкриками развеселившихся работорговцев, они начали ожесточенно торговаться. Жирный турок упрямо сбивал цену, а маленький сморщенный Сеид никак не хотел уступать. Наконец они ударили по рукам, и толстый Джафар опустил на ладонь Сеида кошелек с монетами.

— Эй! — Турок подозвал слуг. — Забирайте раба!

— Подожди, — остановил его работорговец. — Ты хочешь взять его вместе с цепями? Тогда заплати за них.

— Это справедливо, — поддержал Сеида один из купцов. — Железо тоже стоит денег.

— Машаллах! — удивился Джафар. — Где это видано? Ну ладно, пусть железо напоминает тебе о собственной жадности. Снимите кандалы!