Дикое поле. Приднестровский разлом

— Хорошо, — согласился Мартин, — не будем спорить. У тебя за спиной длинная дорога, имеешь право отдохнуть и хотя бы временно забыть о том, что там у вас происходит.

Но я уже знал, что в ближайшие годы мне отдохнуть не удастся. А что касается дороги, — дорога только начиналась.

“Не убий!”

Дорога начиналась справа от нас — за деревьями и кустарниками, но женщина ее не видела. Она вообще ничего не видела. Она шла через поле с широко раскрытыми глазами, в которых ничего не отражалось. Даже боль. Она была по ту сторону боли.

— Если споткнется — хана! — вывел нас из оцепенения капитан. — Разорвет на куски. Веревка прикреплена к чеке.

В спину ей не стреляли. Видимо, ждали, пока подойдет к окопу. А тогда уж одним махом — и ее, и нас. Решать надо было быстро. Или бежать, или что-то делать. И капитан решился. Когда до окопа оставалось метров пять, он выскочил и одним прыжком оказался рядом с женщиной. Зажав левой рукой чеку, правой повалил беременную на землю. Тут же раздался выстрел, но пуля просвистела над головами. Осторожно сняв веревку, не выдергивая чеку, отбросил гранату подальше, а женщину затащил за насыпь. Она не сопротивлялась. Только смотрела широко раскрытыми, но ничего не понимающими глазами.

Позже выяснилось, что за городской чертой ее схватили вооруженные люди, к шапкам которых были пришиты хвосты какого-то пушного зверя. Слухов об этих бандитах ходило много. Кто-то утверждал, что они и есть передовой вооруженный отряд молдавского Народного Фронта. Другие говорили, что “бурундуки” и “скорпионы” были как бы сами по себе, просто гуляли, пользуясь всеобщей неразберихой.

— Видел? — спросил капитан. — Снайперша-то промахнулась.

— А почему именно снайперша?

— Так у них там женщины из Прибалтики за снайперов работают. Говорят, мастера спорта.

Это была еще одна легенда того периода. Женщин-снайперов из Прибалтики называли “белыми колготками”. Правда, я не встречал ни одного человека, который бы видел их самолично. Все рассказы шли со ссылками на третьих лиц, хотя армейская разведка позже подтвердила, что снайперы, прибывшие на подмогу молдавской армии из Латвии и Литвы, — почти исключительно женщины. Так или иначе, все пространство в районе Дубоссарской гидроэлектростанции снайперами простреливалось. Огневые гнезда, по всей видимости, были свиты на другом берегу водохранилища, в бывшем санатории ЦК КП Молдавии. Поэтому на территории расположенной напротив него зоны отдыха “Солнечный берег” лучше было не появляться.

Впрочем, что там зона отдыха? Молдавская артиллерия вовсю стреляла по электростанции, и некоторые трансформаторы уже были разрушены. Из них вытекала в Днестр трансформаторная жидкость. Вот это уже было верхом безумия. Этого я уже понять никак не мог. И дело даже не в том, что ГЭС питала энергией не только Приднестровье, но и Молдавию. Если бы плотина не выдержала обстрелов — вода снесла бы с лица земли десятки населенных пунктов от Дубоссар до Одессы.

А наверху, на пригорке — напротив плотины — примостился штаб, и подле него — гордость приднестровской обороны, знаменитый “броневик”. Местные умельцы просто-напросто обшили обыкновенный КРАЗовский самосвал двумя слоями стального листа, назвали его “Авророй” (он и впрямь чем-то смахивал на знаменитый крейсер) и решили, что он теперь непробиваем. Так это или не так, выяснить, по-моему, не удалось, потому что в серьезных переделках “броневику” побывать не довелось. Стоял себе на холме для устрашения неприятеля.

Но не столько поражал сам “броневик” — сколько надпись, сделанная белой краской на его борту: “Не убий!” Убийственный вопль обороны — не убий! Такого не знала история. Надпись выглядела вопиюще, неестественно. Она переворачивала понимание войны. Она точно свидетельствовала о том, кто здесь жертва. Но ее не видели с противоположного берега.

“Поздней осенью последнего советского года долгим автобусом от московского стадиона “Динамо” я добирался в полуразрушенную церковь, где меня ждал отец Дмитрий Смирнов. В своей каморке, более тогда напоминавшей склад, чем приют священника, отец Дмитрий вдруг спросил:

— А знаете, почему народ Израиля был избранным?

— Почему?

— Да потому что иудеи первыми поняли, что человека нельзя резать, как помидор.