Дикое правосудие

Зато теперь он был в Новом Уренгое. Люди Бакунина, оставленные полковником в аэропорту почти по прихоти и уж во всяком случае не из-за каких-то опасений, опознали американца, прилетевшего последним рейсом из Москвы два часа назад. Метель, грозившая затянуться на три-четыре дня, была первой предвестницей арктических зимних бурь. В течение некоторого времени никто не сможет попасть в Новый Уренгой или покинуть город – во всяком случае, не Лок. Тургенев был удовлетворен.

Он опустил взгляд на колонки цифр, полученные при уточнении расчетов спекуляций с французским франком. По сравнению с подобными доходами за столь короткий период прибыли от героина (тем более теперь, когда он собирался прибрать к рукам «Грейнджер Текнолоджиз») казались скудными и не оправдывающими усилий. Он улыбнулся, нежно пощипывая нижнюю губу большим и указательным пальцами.

«Грейнджер Текнолоджиз» и другие компании, которые он приобретет в Соединенных Штатах, принесут ему неизмеримую власть и богатство. Полторы-две тысячи эмигрантов из России, которые составляли ядро людей, втянутых в организованный преступный бизнес Америки, были мелочью, обычными блохами. Такие люди, как он, – а возможно, только он, – достигнут гораздо более значительных высот… Он был доволен.

Его мысли со слабым ностальгическим сожалением вернулись к Джону Локу. Новый Уренгой являлся наилучшим из возможных мест, чтобы окончательно разобраться с ним. Его собственный город. Он выберет самый подходящий способ избавиться от американца, а затем натравит на него Бакунина, словно цепного пса. Лок был совершенно один, Тургенев в этом не сомневался. Концов не останется. Американец бежал из своей страны, разыскиваемый по обвинению в убийстве. Его смерть в России останется незамеченной. Он просто исчезнет, и, возможно, это будет достойный конец для того, кто умеет так долго и упорно скрываться. Печально? Да, возможно. Что там ни говори, американец был приятным человеком… но он не играл никакой важной роли. В конце концов, нет ничего обыденнее смерти одного-единственного человеческого существа.

* * *

– Слушаю вас.

Это был американский врач с еврейской фамилией – как бишь его, Шнейдер? Бакунин презрительно скривился, словно откусил от сырой луковицы.

– Мой доклад согласно вашим указаниям, – Шнейдер говорил своим обычным, сердито-жалобным, тоном. – Воронцова навестил его подчиненный вместе с женщиной. Они пробыли недолго.

– Кто сейчас охраняет его?

Шеф УВД отказался выполнять любые распоряжения, запрещавшие людям Воронцова наносить визиты в больницу Фонда Грейнджера. Бакунин не имел полномочий открыто потребовать этого. До тех пор, пока Шнейдер не пропишет Воронцову летальную дозу какого-нибудь лекарства или не придумает чего-нибудь поумнее, тот оставался в относительной безопасности.

– Другой его подчиненный… Кажется, его фамилия Голудин. Он выглядит довольно невинным и безобидным. Почему кто-нибудь из ваших людей не может отчитываться по этим вопросам, полковник?

– Он уже отчитывается, – отрезал Бакунин. – Всего хорошего, доктор.

Он положил трубку и потер зачесавшуюся мочку уха, затем поднял дымившуюся сигарету и глубоко затянулся, выпустив сизый дым к потолку своего кабинета. Шнейдер, без сомнения, трусливый ублюдок, но весьма податливый из-за своей причастности к контрабанде героина. Его можно выдать американским властям, которые распнут его; он может умереть, как и его приятель Роулс, в далекой России, где не задают вопросов. Так или иначе, его повиновение обеспечено, гарантировано почти генетически. Бакунин довольно улыбнулся и откашлялся, прочищая горло.

Воронцов?.. Тургенев казался странно нерешительным, если вообще не расположенным благожелательно по отношению к Воронцову. Чего он дожидается – когда майор выпишется из госпиталя? Все, чего в данный момент требовал Тургенев, – это наблюдение за Воронцовым и его командой: за женщиной, толстяком Дмитрием, Голудиным и Любиным, молодым офицером-криминалистом. Начальник Воронцова вернул их к исполнению обычных обязанностей, и все они, на первый взгляд, занялись другими делами: изнасилованиями, мелким рэкетом, драками с нанесением тяжких телесных повреждений, обычной накипью на поверхности. Если Воронцов и оставил им какие-то распоряжения, то было не похоже, что они собираются выполнять их.

Бакунин потер подбородок жесткими пальцами, державшими сигарету. Дым, попавший в глаза, заставил его заморгать.

Нет, их поведение не выглядело подозрительным. Трудно было поверить, что после той участи, которая постигла их руководителя, у них окажется достаточно выдержки, чтобы продолжать расследование. Их тележка врезалась в кирпичную стену, ослик охромел, а сами они бродили в тумане. Конец поездки… хотя Бакунин предпочел бы устранить их тоже для верности. Не имеет значения, одного за другим или всех разом. В конце концов, кто рискнет задавать вопросы или наводить справки об их смерти? Придется нажать на Тургенева в этом вопросе. Проблема была не решена, а лишь отложена до лучших времен.