Дикое правосудие

Услышав, как распахнулась дверь, Воронцов открыл глаза. Дмитрий, Марфа, Голудин и Любин ввалились в больничную палату, смущенные и вместе с тем заинтересованные. Дмитрий устроился на краешке того стула, где сидел Трешиков, а Марфа села с другой стороны. Двое молодых людей остались стоять у двери, словно охраняя вход от непрошенных гостей. В определенном смысле так оно и было.

– Чего хотел старик? Очередное предупреждение?

– Именно так, Дмитрий. Якобы ради моего же блага. С той же целью он собирается реорганизовать следственную группу.

– Нет!..

– Может быть, это наилучший выход, Дмитрий… нет, выслушай меня. Старик смертельно испуган. Бакунин звонил ему, это очевидно. Но должен быть еще кто-то, кто стоит за Бакуниным. Наркотики, физики-ядерщики, инженеры… все это слишком умно для обезьяны из ГРУ. Вы меня понимаете?

Он поочередно взглянул на каждого из них. Один за другим они кивнули, похожие на расстроенных детей.

– Хорошо. Я хочу, чтобы вы поняли, насколько это опасно. Мы лишились последних остатков официальной поддержки. Нас бросили на произвол судьбы, и мне дали это понять. Вам ясно?

Воронцов внимательно смотрел на подчиненных. Голудин в сомнении переминался с ноги на ногу; лицо Марфы светилось энтузиазмом, который мог быть выражением невинности или безграничного доверия; Любин пытался сохранять сурово-сосредоточенное выражение лица; Дмитрий… что ж, Дмитрий оставался Дмитрием, тут уж ничего не поделаешь. Он не имел права брать себе в помощь никого, кроме Дмитрия.

– Послушайте, – устало сказал он. – Я пытаюсь наложить свинцовую примочку на раковую опухоль. Это все, что я могу сделать. Но моя голова торчит над парапетом, а ваши еще нет, – он потер свою обвисшую щеку, и трехдневная щетина заскрипела под пальцами в тишине. – Я пытаюсь напоить умирающего подкрашенной водичкой, которая не принесет ему никакой пользы. Но я не могу допустить, чтобы ваши жизни тоже пропали впустую. Вы понимаете?.. Действительно понимаете?

Он мучительно ощущал мольбу, звучавшую в его голосе. Он просил их о помощи, даже о защите – он вел себя как демагог, вбивая им в голову чуждую им идеологию.

– Не отвечайте, – прошептал он. – Просто идите.

– Что бы вы там ни говорили о свинцовых примочках, у нас есть кое-что получше, – выпалила Марфа. Она сердито посмотрела на двух молодых оперативников, словно приглашая их присоединиться к ней. – Тот героин… Коробки, в которых он хранился, – на них стоял штамп Фонда Грейнджера в Фениксе, штат Аризона. Сотрудники госпиталя, разумеется, причастны к контрабанде, но мы можем догадаться, кто должен стоять за этим…

Ее уверенность в себе как-то вдруг поблекла. Возможно, тревога или озабоченность заставили ее голос дрогнуть при следующих словах:

– Или не можем?

Голудин, казалось, находился на грани паники, но Любин с серьезным видом улыбнулся ему, и он немного расслабился, заимствуя уверенность у остальных.

– Или не можем? – саркастически повторил Воронцов.

– Тургенев, – произнес Дмитрий после короткой напряженной паузы. – Только он. «Грейнджер–Тургенев» – идеальное прикрытие для перекачки наркотиков, мы знали об этом с тех пор, как Шнейдер и Роулс вписались в картину. Постоянные перелеты туда и обратно, никаких проблем с финансированием и неприятностей с властями благодаря…

– …полковнику Бакунину и нашему шефу, – закончил Воронцов.

– Как вы уже сказали, у него недостаточно мозгов. Или власти, настоящей власти. Такая власть есть только у Тургенева.

– Теперь вы понимаете, почему я попросил вас уйти? Всех вас… – Воронцов взглянул на Дмитрия, едва заметно покачавшего головой.

– Подведем итоги, – произнес Дмитрий. – Мне нужно уладить кое-какие старые счеты, и, в любом случае, мы с тобой остаемся друзьями. Любин и Голудин воображают, что им предстоит ужасно интересное приключение, как в фильмах про полицейских, а Марфа последует за вами, как собачка, куда бы вы ни пошли…

Женщина залилась краской, ее глаза гневно сверкнули, но она промолчала.

– Возражений нет? Хорошо. Тогда следующий вопрос: что делать дальше?

– На него не так-то просто ответить, – запротестовал Воронцов.

– Достаточно просто, если ты немного помолчишь, Алексей.

Воронцова смущал их чистый, кристальный энтузиазм, их слепое неприятие реальности, но вместе с тем он ощущал огромную благодарность за то, что они не бросили его.

– Вы хотите это сделать? – тихо спросил он.

Быстро переглянувшись, все кивнули.

– Очень хорошо, – он вздохнул. – И спасибо вам.

В следующую секунду их энтузиазм взорвался какофонией предложений:

– Мы знаем, что где-то в городе прячутся несколько ученых…

– Нужно проверить рейсы его личного реактивного лайнера…

– Потрясти Шнейдера: он должен знать, кто…

– Паньшин – еще один ключ к…

Воронцов поднял руку, призывая к молчанию.

– Этот город опутан паутиной Тургенева. Прикоснитесь к ней в любом месте, и он узнает об этом.