Резко вырвав руку, она заторопилась. Мгновение она колебалась, оценивая расстояние, отделявшее от песчаного берега, шагнула, будто собиралась спуститься по узкой дорожке среди скал, но передумала, развернулась и направилась домой.
Моника видела, как та удалялась, затем повернулась и посмотрела на море, на «Люцифер». Даже вдалеке виднелось, как палуба заполнилась многочисленными солдатами, которые разбрелись, словно для боевых действий. Но ничего не указывало на сопротивление; на палубе суетилась только одетые в голубую униформу люди. Убранный парус, брошенный якорь, рангоут «Люцифера», окрашенный в красный цвет и блестящий черный корпус Моника связывала с тем мужчиной с широкой обнаженной грудью, с нахальным взглядом и дерзкой улыбкой.
- «Люцифер»…
Она повторила имя, чтобы запомнить его, как запомнила лицо, увиденное сквозь решетки окна. Затем неторопливо вернулась в дом Мольнар.
- Погодите минутку, Ренато. Позвольте мне первому поговорить с ним. Подождите немного.
Под массивной каменной аркой, где начинался коридор с камерами, Ренато Д'Отремон приостановился, подчиняясь старому нотариусу. Место грязное, мрачное, не проветриваемое, с узенькими окнами, открытыми, как амбразуры, и выходящими сквозь толстые стены к морю. Недра крепости прошлых веков сейчас были казармой и тюрьмой. Находясь в тени, Ренато смотрел на крепкого и стройного Хуана, на его легкую пренебрежительную улыбку, неторопливо выходившего из двери, которая выпускала его на волю. Подошел Педро Ноэль, а тюремщик удалился.
- Можешь выходить, – пригласил Ноэль. – Ты ходишь по морям удачливее Себастьяна Элькано, который объехал мир на парусном судне и выжил, чтобы поведать об этом. Понимаешь? Ты свободен.
- Почему? Благодаря кому? – спросил Хуан с явным недоумением.
- Благодаря тому, кто не думал о неприятностях и расходах, когда вытаскивал тебя из заточения. Нет, не я. У меня нет денег, но, по-моему, ты не заслуживаешь свободу после подобной переделки. Ты мог бы сгнить в этом углу и остаться без корабля. Ты был на волосок от этого. Так что поблагодари свою счастливую звезду.
- Свою счастливую звезду я не благодарю, но вас – да, Ноэль. Вы единственный человек на земле, кого я должен благодарить. Единственный, кто сказал мне доброе слово в детстве.
- Я? Я? – притворно возмутился Ноэль. – Ты полностью ошибаешься.
- Мне не по душе копаться в прошлом, но если вспомнить последнюю карету из трех, где, как пойманного зверя, везли дикого мальчика, с которым так сурово обращались люди и жизнь, что он едва походил на человеческое существо. Почти бесчувственный, поскольку удары и оскорбления отскакивали от него и от его души. Кроме животного инстинкта у него не было другого закона. Он понимал, что нужно питаться, а чтобы питаться, нужно работать или воровать. Но в той далекой и удивительной поездке мальчику было страшно. Страх перед странным миром, куда его везли насильно, и который превратился в тревогу и ужас, потому что он впервые совсем рядом ощутил смерть.
- Ну ладно, ладно, оставим это, Хуан, – против воли попытался прервать нотариус.
- Карета остановилась в деревне, – продолжал Хуан, не обратив внимания на реплику старого Ноэля. – Кучер и слуги пошли к соседнему ларьку, чтобы удовлетворить жажду и голод. Издалека кто-то позвал нотариуса, но никто не подумал о человеческом звереныше, слишком гордом, чтобы просить, но нотариус вышел из кареты, купил большой кулек апельсинов и с улыбкой вложил его в маленькие грязные ручонки. В первый раз кто-то улыбнулся этому мальчику, как улыбаются ребенку. В первый раз кто-то вложил подарок в его руки. В первый раз кто-то покупал для него кулек апельсинов.
Тщетно борясь с волнением, глубоко тронутый, слушал Ноэль слова Хуана, невероятно искренние и нежные, столь горестно разоблачавшие боль и заброшенность его детства. Несколько раз нотариус попытался заставить его замолчать со стыдом честного человека, который получил огромную плату за незначительный поступок; но Хуан продолжал говорить, упершись широкой ладонью в слабую спину старика, его суровые дерзкие глаза странно смягчились, а в полумраке арки Ренато Д'Отремон, получивший все преимущества мира, слышал и вбирал каждое слово, будто грехи этого мира внезапно сдавили его душу. Резко выйдя вперед, он воскликнул сердечно:
- Хуан, Хуан…
Лицо Хуана изменилось, рассеялся детский призрак, прервалось очарование, и чужим голосом он спросил:
- Что это?
- Сеньор Д'Отремон, ему ты обязан тем, что все уладилось, – пояснил нотариус. – Друг, который решил тебе помочь.
- Ну мне очень жаль, – холодно ответил Хуан. – Не нужно было брать на себя это обязательство. Мое заключение оказалось не справедливым, и я…
- Твое заключение было справедливым, и ты бы сгнил здесь, – прервал Педро Ноэль.