Диктатор

Примерно в то же время до Цицерона дошли вести о событиях на востоке. От Брута из Македонии он узнал, что Корнелий Долабелла, двигаясь в Сирию во главе небольшого отряда, добрался до Смирны на восточном побережье Эгейского моря, где его встретил губернатор Азии Гай Требоний. Последний обошелся с ним довольно учтиво и даже позволил ему продолжить путь. Но той же ночью Публий Корнелий повернул обратно, вошел в город, захватил губернатора спящим и два дня и две ночи усиленно пытал его, пустив в ход бичи, дыбу и раскаленное железо, чтобы заставить того сказать, где находится казна. После этого по приказу Долабеллы Требонию сломали шею. Ему отрезали голову, и солдаты Корнелия пинали ее по улицам туда-сюда, пока от нее ничего не осталось, а тело несчастного было изуродовано и выставлено на всеобщее обозрение. Говорили, что Долабелла заявил:

– Такова смерть первого из убийц, прикончивших Цезаря. Первого – но не последнего.

Останки Требония на корабле были доставлены в Рим и подвергнуты посмертному изучению, чтобы подтвердить характер его смерти, после чего переданы его семье для кремации. Его жуткая судьба произвела благотворный эффект на Цицерона и остальных лидеров республики. Теперь они знали, что их ожидает, если они попадут в руки врагов, особенно после того, как Антоний послал консулам открытое письмо, заверяя в своей лояльности к Долабелле и выражая свое восхищение судьбой Требония: «То, что этот преступник понес наказание, – повод для радости».

Марк Туллий вслух зачитал его письмо в Сенате, и это укрепило решимость людей не идти на компромиссы. Долабеллу объявили врагом общества. Для Цицерона было особенным потрясением то, что его бывший зять выказал подобную жестокость. Впоследствии он горько жаловался мне:

– Как подумаешь, что такой монстр оставался под моей крышей и делил постель с моей бедной дорогой дочерью, как подумаешь, что мне действительно нравился этот человек… Кто знает, какие животные таятся в близких нам людям?

Нервное напряжение, в котором мой друг жил все эти ранние дни апреля, ожидая вестей из Мутины, было неописуемым. Сперва пришли хорошие новости. После нескольких месяцев молчания Кассий, наконец, написал, что полностью контролирует Сирию, что все стороны – цезарианцы, республиканцы и последние оставшиеся люди Помпея – стекаются к нему и что у него под командованием объединенная армия не меньше чем в одиннадцать легионов.

«Я хочу, чтобы ты и твои друзья в Сенате знали, что вы не остались без мощной поддержки, так что можете защищать государство в лучших интересах надежды и мужества», – заверял он Цицерона.

Бруту также сопутствовал успех: он набрал в Македонии еще пять легионов, около двадцати пяти тысяч человек. Юный Марк был с ним, набирая и тренируя кавалеристов. «Твой сын заслуживает моего одобрения своей энергией, стойкостью, упорным трудом и бескорыстным характером – воистину он оказывает все и всяческие услуги», – написал Цицерону Юний.

Но потом начали приходить более зловещие депеши. Децим находился в отчаянном положении после четырех с лишним месяцев в осажденной Мутине. Он мог связываться с внешним миром только с помощью почтовых голубей, и несколько выживших птиц принесли вести о голоде, болезнях и низком боевом духе. Лепид тем временем подвел свои легионы ближе к месту надвигающейся битвы с Антонием и побуждал Цицерона и Сенат рассмотреть новое предложение о мирных переговорах.

Наглость этого слабого и высокомерного человека привела Марка Туллия в такую ярость, что он продиктовал мне письмо, которое было отправлено тем же вечером: «От Цицерона – Лепиду. Меня радует твое желание установить мир между гражданами, если только ты можешь отличить мир от рабства. В противном случае ты должен понимать, что все здравомыслящие люди решат предпочесть смерть порабощению. По моему мнению, с твоей стороны было бы разумней в дальнейшем не соваться с таким предложением, которое неприемлемо ни для Сената, ни для народа, ни для любого честного человека».

Цицерон не питал иллюзий. Город и Сенат все еще были прибежищем сотен сторонников Антония. Он знал – если Децим сдастся или если армии Гирция, Пансы и Октавиана будут побеждены, его первого схватят и убьют. В качестве предосторожности Марк Туллий приказал двум из трех легионов, размещенных в Африке, вернуться домой, чтобы защищать Рим. Но они не появились бы здесь до середины лета.

На двенадцатый день апреля в кризисе наконец-то наступил перелом. Ранним утром Марк Корнут, городской претор, поспешно взошел на холм – и с ним был гонец, которого Панса отправил шесть дней тому назад. Выражение лица Корнута было мрачным.

– Расскажи Цицерону, – обратился он к своему спутнику, – что ты только что рассказал мне.

Гонец дрожащим голосом сказал:

– Вибий Панса с сожалением сообщает о катастрофическом поражении. Войско Марка Антония неожиданно напало на него и его армию у селения Форум Галлорум. Недостаток опыта наших людей немедленно стал очевиден. Строй нарушился, и началась всеобщая резня. Консул сумел спастись, но он ранен.

Лицо Марка Туллия посерело.