Диктаторы и террористы

Миссия ООН в Гватемале из разряда «сделать невозможное возможным».

Прогресс, увы, это далеко не всегда борьба хорошего с плохим. В ситуациях после Катастрофы – после фашизма, коммунизма, гражданской войны – это, как правило, борьба плохого с очень плохим. Или даже очень плохого с ужасным. Если во времена гражданской войны убивали десятками тысяч в год, а потом «только» тысячами и сотнями, это прогресс или не прогресс? А замена открытого расизма чем-то вроде системы «благожелательного апартеида»? Или – неразборчивых убийств разборчивыми? А разве нет прогресса в деэтатизации насилия, когда убивают уже не за политику? Или, выражаясь по-иному, когда в качестве главной угрозы человеческому праву на жизнь выступает не государство и его институты, а «просто» криминальный разгул… Конечно, язык не поворачивается называть это так, да и прогресс это весьма условный, лишь если сравнивать с прошлым. Стоит взглянуть на ситуацию с другого ракурса – с точки зрения отставания от нормы, разрыва с нормой, – волосы могут встать дыбом.

Я спрашиваю своих собеседников, когда наследие гражданской войны будет преодолено.

«Тогда, когда будет изжита ментальность диктатуры и ее сменит ментальность демократии, – говорит Рамон Кадена. – Ведь у нас до сих пор избранные начальники ведут себя так, будто они благодетели общества, а не его слуги».

«Когда армия перестанет быть тем, чем она была все последние десятилетия – способом правления и орудием террора. Когда будут созданы институты гражданского общества, – размышляет Рикардо Стайн. – К гражданской войне привела даже не нищета сама по себе, а невозможность политического самовыражения, запрет на дебаты о социальной системе, основанной на расизме, расколе и исключении большинства. Нам нужна культура терпимости, которой у нас никогда не было. Я не знаю, сколько лет это займет, но новое поколение не безнадежно.

Или я скажу по-другому. Это случится, когда мы преодолеем зияющий разрыв. Между ладинос и индихенос. Между тем, что было до гражданской войны и стало после. Между мертвыми и живыми».

Мандат миссии ООН в Гватемале заключается в том, чтобы следить в оба за соблюдением мирных соглашений. На самом деле просто фиксировать проявления саботажа недостаточно. Фундаментальная задача состоит в том, чтобы помочь выпестовать новую культуру демократии.

Для себя я это формулирую так.

Гватемала – такая же страна, как и все остальные в обоих земных полушариях, только концентрация несправедливости в ней оказалась лавинная. Разрыв между Божественным промыслом и нечеловеческим итогом обвальный. Природный рай последовательно и целеустремленно превратили в рукотворный ад.

И никто и ничто не смогли этому помешать.

У этой порчи судьбы есть свое «ноу-хау».

Сначала были великие мифы. Ими оказались закамуфлированы самые безнадежные ловушки истории.

В критический момент новейшей истории расцвела власть слов. Самые обманчивые слова – правильные слова: патриотизм, национальные интересы, государственная безопасность. Именно ими была умощена дорога в пропасть гватемальской гражданской войны.

Страна раскололась. Одни поклялись в верности антикоммунизму – точно так, как мы в нашей стране – коммунизму. Другие подняли знамя герильи.

Только после того, как были пролиты реки крови, пришло осознание того, что антикоммунизм – это не обязательно антипод коммунизма. Это, может быть, его зеркальное отражение. Антиподом, спасением и от того, и от другого являются гуманизм и демократия, общечеловеческие ценности и нормы.

Только после того, как все тропы войны были истоптаны тремя поколениями, стало ясно, что герилья – это не выход из тупика. Это невозможный ответ на немыслимые обстоятельства.

Гватемала – Москва. Ноябрь 2002 г.

Как завершилась миссия, которая невозможна

Два года спустя.

Миротворческие миссии ООН, по определению, предприятия вынужденные и временные с регулярным мандатом на шесть месяцев, который, правда, Совету Безопасности приходится продлять многократно. Не зря говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное, горький опыт урегулирования различных кризисов это много раз доказывал. Временная миссия ООН на Кипре продолжается сорок лет, в Израиле – тридцать или шестьдесят, и ни конца, ни краю им не видать. А в Гватемале она торжественно закрылась – в ноябре 2004 года. Исторические раны залечены. Жизнь вошла в норму. Возможное (и невозможное) выполнено. Так надо полагать. Или не так? Что это значит – войти в норму после такой катастрофы? Чем может помочь мировое сообщество нации в беде?

Я снова оказался в Гватемале.

Ключевым гватемальским событием минувших двух лет были выборы – президентские и парламентские. Главной интригой – въедет ли генерал Эфраин Риос Монтт в президентский дворец?