Диктаторы в зеркале медицины

Когда весной 1943 года Гитлер прибыл на отдых Бергхоф поблизости от Берхтесгадена, Ева Браун была поражена тем, как он изменился. Она говорила секретарше Гитлера: «Он постарел и стал мрачным». Она заметила, что после долгого стояния у него начинали дрожать колени. Врачи советовали больше двигаться, дольше спать, принимать массаж. Гитлер решительно отверг эти рекомендации, несмотря на сообщение доктора Морелля о том, что последняя кардиограмма показала ухудшение состояния. Недоверчивость, во все времена присущая его характеру, достигла таких размеров, что теперь блюда, поступавшие на его стол из кухни санатория доктора Вернера Цабеля в Берхтесгадене, должны были пробовать два стоявших за его спиной эсэсовца, и лишь после этого Гитлер решался что-то съесть.

В феврале 1944 года Гитлер ощутил резкую колющую боль в левом ухе и одновременно с этим стал видеть окружающее как бы через какую-то пелену. Офтальмологическое обследование, проведенное профессором Вальтером Леляйном в берлинской клинике Шарите, выявило сильное помутнение правого глаза вследствие внутриглазного кровотечения. В качестве терапии было назначено облучение и закапывание в глаз гомотропииа. К концу марта кровотечение в значительной степени рассосалось и диффузная пелена перед глазом постепенно исчезла. Профессор Леляйн прописал Гитлеру бифокальные очки, бывшие в то время редкостью. Гитлер нуждался в очках уже довольно давно, но известно об этом было очень немногим людям, поскольку он никогда не появлялся в очках на публике, а тексты его публичных речей отпечатывались огромными буквами на специальной «фюрерской машинке». На штабных совещаниях он рассматривал карты, пользуясь очень большой лупой, что также не укрылось от внимания присутствовавших. Такая лупа позволяла ему сразу осматривать большие участки карты.

После высадки союзников в Нормандии 6 июня 1944 года всем стало ясно, что окончательное поражение Германии неизбежно. Гитлер и сейчас не собирался заключать мир. Это объяснялось в первую очередь тем, что для него судьба немецкого народа все больше становилась не более, чем придатком к его жалкому существованию, и он не останавливался ни перед какими жертвами, если эти жертвы могли хоть на пару месяцев продлить это существование. Подобная готовность жертвовать населением позволила Гитлеру вопреки рассудку и действительности внушить и населению, и себе самому уверенность в победе. Корни этой уверенности следует искать по-видимому, в присущей Гитлеру вере во всемогущество воли. Мы располагаем подтверждениями того, что Гитлер обладал способностью при помощи своей воли чуть ли не демонически переубеждать людей и вселять в них мужество. По словам Франца Гальдера, до сентября 1942 года начальника генерального штаба, Гитлер был едва ли не «воплощением грубой воли». Криста Шредер, личный секретарь Гитлера, на допросе у союзников показывала: «Он был одержим манией и считал, что его железной воле доступно все… Сила его воли была чудовищна». В соответствии с учением Ницше и Шопенгауэра, считавшими волю инструментом закона природы, Гитлер выразил волю к чему-то абсолютному. Тем самым он одновременно скрыть попытался субъективное Я за объективным принципом. Каким образом подобное субъективное волеизъявление отображается в объективном мире, на самом демагоге и на его аудитории, весьма красочно описал еще сам Ницше: «Для всех великих обманщиков знаменателен следующий процесс, которому они обязаны обретением власти. В собственном акте обмана, в ходе подготовки к нему, при постановке страшного голоса, отработке выражений и жестов, разработке сценария к обманщику приходит вера самому себе: вот он, тот самый, который будто по мановению волшебной палочки может уговорить ближних… Ибо человеку свойственно верить в то, во что явно и крепко верят другие».

Зная значение воли, Гитлер всегда ревностно стремился оградить свою якобы необычайную силу воли от любых влияний, способных отрицательно сказаться на ней. Об этом свидетельствует, в частности, резкое неприятие любых сведений о численности войск и оборонном потенциале противника, а также упорный отказ собственными глазами убедиться в катастрофическом положении на фронте или в разрушенных бомбежками немецких городах. Самоизоляция в бункере рейхсканцелярии в последний период также преследовала цель уйти от отрезвляющей и ужасной действительности, которая могла бы разрушить волю к сопротивлению.