Диктаторы в зеркале медицины

Одним из важнейших элементов, лежавших в основе тирании Сталина, являлся феноменальный инстинкт самосохранения, которым он руководствовался при формировании своего личного штаба. Авторханов правильно указывает, что восхождение Сталина к несокрушимой диктатуре стало возможно лишь благодаря созданию «внутреннего круга», состоявшего из «секретариата товарища Сталина» и «спецотдела». Уникальность этих изобретений Сталина состояла в том, что, благодаря им, истинный создатель диктатуры оставался далеко на заднем плане, и на поверхности не существовало ничего, что указывало бы на него советским гражданам или зарубежной общественности. Незаметный «секретариат» в действительности принимал решения за все официальные органы, начиная от политбюро и кончая Верховным советом, но зато «спецотдел», возглавляемый по-собачьи преданным Сталину «оруженосцем» Александром Поскребышевым представлял собой «учреждение, уникальное в истории диктатур и деспотий». Это учреждение было собственной политической полицией Сталина, не подчинялось официальной тайной полиции и было сконструировано столь мастерски, что позволяло держать под тотальным контролем всех товарищей, включая партийную элиту. Без сомнения, столь тонкий замысел возник у него на основе многолетнего личного опыта общения с царской тайной полицией, которую он еще в бытность «профессиональным революционером» успешно водил за нос благодаря блестящей технике конспирации.

Сталин был убежден в том, что существование советского режима зависит исключительно от прочности и неприкосновенности его личной власти, поэтому считал законными любые, даже самые отвратительные, методы своевременного и окончательного устранения любых препятствии на пути к обретению и сохранению этой власти. При этом не следует упускать из виду, что его патологическое властолюбие и жестокость, достойные восточного сатрапа, носили явно садистский характер, однако эта жестокость по большей части служила не только и не столько удовлетворению садистских желаний, сколько соответствовала в большинстве случаев строгим логичным планам. Так, в ходе предстоящих вскоре «больших чисток» по плану «великого вождя» были хладнокровно расстреляны или брошены в ГУЛАГ миллионы людей, что имело своей целью оставить в партии лишь тех ее членов, которые могли быть безвольными инструментами в его руках. Но даже столь послушные его креатуры, как шефы НКВД, ответственные за совершенные по приказу Сталина миллионные казни, немедленно и без всяких раздумий отправлялись к праотцам, как только хозяин приходил к выводу, что пришло время убрать нежелательного свидетеля собственных преступлений.

После убийства Кирова прессе был спущен заказ приступить к непрерывному разоблачению «заговоров» и «террористических групп», призывать к «повышению бдительности». Для того чтобы подчеркнуть необходимость в повышенной бдительности, уже 1 декабря 1934 года, сразу же по прибытии Сталина в Ленинград, была арестована и после короткого суда расстреляна группа из 102 «белогвардейцев». Сталина же в основном интересовал «широко разветвленный заговор», якобы имевший своей целью убийство Кирова и ликвидацию советской власти. Согласно «признанию» Леонида Николаева, руководителей этого заговора следовало искать в так называемом «ленинградском центре». Как и на последующих показательных процессах, такие «признания» добывались от обвиняемых в НКВД при помощи небывалых по утонченности психических и физических пыток, которые чудовища от медицины вроде профессора Краснушкина обкатывали на политических заключенных и оптимизировали с применением «научных методик испытаний». Этот врач-преступник работал в Ростовском университете и за свои труды был даже награжден орденом Ленина. Начиная с 1925/26 года, он использовал для своих бесчеловечных экспериментов уголовников, а с 1930 года предпочитал уже политических «подопытных кроликов», на которых испытывал наиболее эффективные методы допроса с пристрастием, разрабатывал приборы и инструменты для оптимальных пыток. «Результаты» этого «ученого», ставшего директором зловещего института «Канатчикова дача», позднее институт имени Сербского, использовались НКВД для получения требуемых признаний на допросах. Правительство отпускало на эти исследования значительные средства. Практически дело обстояло так: обвиняемым предъявлялись сфабрикованные обвинения, после чего они на следствии подвергались широкому спектру самых страшных пыток. Это могло продолжаться неделями или даже месяцами, и заключенный, превращенный в развалину, соглашался сказать все, что приказывало НКВД, в том числе признаться в самых невероятных преступлениях. Жертву доводили до этой стадии, затем ей приказывали выучить сфабрикованное признание наизусть, и лишь после того, как палачи были полностью удовлетворены результатами репетиции, жертву выбрасывали на спектакль открытого процесса — на съедение председателю суда Василию Ульриху и генеральному прокурору Вышинскому — циничным ублюдкам и трусливым гиенам в человеческом облике.