Диктатура пролетариата

Безусловно, малочисленные сборщики дани и разбросанные по большой территории поселения охотников и рыболовов не смогли бы стать основой современного населения северных земель – Онеги, Вологды, Архангельска. Пусть плотность его и невелика, но исчисляется оно несколькими миллионами. К концу Средних Веков вырос приток колонизаторов и крестьян-земледельцев. Этому поспособствовали набеги татар на южные земли: массовое переселение на холодный, но безопасный север шло не только из Новгорода, но и из других областей. Но именно новгородцы подарили населению севера свои исконные черты характера: смелое мышление, самодостаточность и предприимчивость. Позднее заселению севера также послужил раскол Русской Православной Церкви.

Итак, групповое распределение населения в новых краях можно объяснить, с одной стороны, разнообразием природных богатств и связанных с ними видов деятельности; с другой стороны, общностью ценностей и убеждений, сплотивших жителей.

XI. (Последнее письмо). Благосостояние северорусских крестьян. Строительное искусство. Контрасты. Современный прогресс. Исследования. Домой

Ранее я подчеркнул, что население северных краев отличается от южных крестьян большим чувством собственного достоинства и свободы. Иногда эта черта доходит до крайности и выливается в необузданную ярость – здесь часто ссора доходит до поножовщины со смертоубийством; при этом прочие виды преступлений случаются редко. Чувство собственного достоинства имеет историческую основу: северные крестьяне никогда не были крепостными. Но самодостаточность местных жителей объясняется также и их экономическим благосостоянием.

Во всяком случае, там, где я нахожусь сейчас, население хорошо обеспечено. У земледельцев, разумно ведущих хозяйство, земли так много, что ее действительно хватает на удовлетворение всех нужд. Крестьянин из этих краев может себе позволить заготовить из пары бочек зерна солод для годового запаса домашнего пива и кваса, и он с гордостью заявляет, что без этого ему не обойтись. Если в праздничный день отправиться вместе с местными в сельский центр, то от угощений будет не отбиться – всякий прохожий просто обязан отведать пива, потом ему предложат рюмочку-другую чего-нибудь покрепче, далее подадут огромный расстегай с целой рыбиной, запечённой внутри, и, наконец, завершат этот пир чаепитием, а чай здесь пьют с топленым молоком с коричневыми пенками прямо из печи – у этого молока своеобразный цвет и вкус. Пускай не все блюда нам привычны – в этом отношении у каждого региона и у каждого народа свои пристрастия; – но обилие яств определенно свидетельствует о зажиточности населения. Повсюду приезжего встречают с исконно русским радушием, и, когда ты встаешь из-за стола и с благодарностью откланиваешься, слово «прощайте» в устах хозяев снова приобретает свое первоначальное значение: «просим прощения за скромное угощение» или «извиняйте, если не все пришлось вам по вкусу». В одной затертой этикетной формуле заключен большой смысл – и произносится она с искренним доброжелательством.

* * *

Зажиточность крестьян и их тяга к удобству и красоте проявляются прежде всего в облике зданий. Вид крестьянской избы на юге России нельзя назвать радостным зрелищем. Порой трудно представить, что в таких домах еще живут люди. На севере, конечно, тоже до сих пор можно увидеть примитивные лачуги, которые по описаниям напоминают крытые соломой жилища в Карпатах, на границе между Венгрией и Галицией[98], или строения в болотистых литовских краях к югу от Вильно. Но, судя по моим впечатлениям от западной части Вологодской губернии, такие дома остались только в областях, отстающих в развитии из-за удаленности от центра или плохой экономической ситуации. Подобные реликты старины могут удивительным образом столетиями существовать бок о бок с достижениями нового времени. Россия богата на такого рода контрасты, причем самые резкие из них порой тесно соседствуют друг с другом.