Диктатура пролетариата

Пойдем, например, на реку. Большая часть населения Шуйского – рыбаки, это их исконный промысел. Но тот же самый человек, который живет в уютном и относительно современном доме на берегу, по воде до сих пор передвигается на лодке, выдолбленной из цельного ствола дерева, как в древние времена. На ней он совершает многокилометровые поездки вниз по Сухоне, чтобы ловить рыбу ближе к Двине, или вверх по течению, к крупным озерам к северу от Вологды. На реке повсюду можно легко и безопасно причалить к берегу, поэтому удивление вызывает вовсе не размер суденышка, а его древняя, устаревшая конструкция.

Нужно признать, что данный тип лодок развит высоко. Местным жителям известны также лодки, сделанные из склепанных вместе досок, как норвежские, и они служат для определенных целей; но для своего исконного промысла рыбаки предпочитают использовать челны старого типа. Тонко выдолбленные стенки и днище челна размягчаются с помощью пара и растягиваются в средней части. Затем к ним с помощью бересты плотно приматывается шпангоут, как на кораблях викингов. Высота лодки увеличивается за счет приклепанных к средней части бортов. Штевни делаются из остро заточенных стволов. Таким образом, лодка получается легкой и устойчивой, с малой осадкой и хорошей плавучестью.

Но если еще можно понять, почему до сих пор в ходу старая модель лодок, то невозможно сказать то же самое о рыболовных снастях. Они настолько устаревшие и примитивные, что, будь я рыбой, я бы на них ни за что не клюнул! А ведь именно с помощью этих снастей местное население добывает существенную часть своего пропитания.

Вот еще один жизненный пример неразрешимого противоречия: добрый старик Степан, сторож при большом современном храме, до сих пор бродит по окрестностям, собирая по домам добрых людей свое недельное пропитание в виде ломтей хлеба и кусков пирога.

Подобные несоответствия встречаются и в духовной жизни этих людей. Если послушать простого местного жителя, который не провел на заработках в столице и двух лет, то поражаешься устаревшим чертам его речи, причем совершенно непонятно, как они вообще возможны, ведь в других частях России они стерлись из языка столетия назад. Зато древние, полуязыческие обычаи, распространенные в остальных краях страны, – теперь они привязаны к церковным праздникам, – на Севере практически изжиты. Нет сомнения в том, что они существовали здесь раньше – и тем не менее праздник Ивана Купалы, например, проходит настолько спокойно и размеренно – почти незаметно, без следа древних обрядов, – что кажется, что ты находишься среди жителей столицы, пресыщенных всякого рода развлечениями.

* * *

Если задуматься о контрастах, пронизывающих жизнь простого населения здесь, в селе, где они сильнее бросаются в глаза, то невольно возникает вопрос: не эта ли самая особенность поражает нас, иностранцев, также при общении с образованными высшими кругами? Разве не тот же мощный контраст между прогрессом и высокими темпами развития с одной стороны и призраками прошлого – с другой образовал раскол в политической жизни России, – на данный момент это сильнейший в странах Старого Света раскол между правами государства и личности. Разве не этот контраст между новым и старым заметен в каждом человеке, когда видишь, как ясное, трезвое мышление и гуманность в ряде областей сосуществуют с упрямой реакционной верой в оправданность и даже необходимость для России единовластного монархического строя, несмотря на все его очевидные теневые стороны? Неуемный либерализм сталкивается с косной реакционностью.

Как известно, в мире подобные противоречия встречаются повсюду. Но их накал может быть разным. Острота противоречий, существующих в сознании и образе мыслей русского человека, совершенно непостижима. Не стоит сомневаться в том, что именно эта особенность русской жизни, объяснимая только с позиций исторического пути страны, тормозит решение политических проблем, остро стоящих на повестке дня государства.

И именно в этом остром внутреннем противоречии, в недостатке гармонии, стоит искать возможную причину некоторой отсталости русской духовной культуры. При этом ни в коем случае не стоит полагать, что русские по уровню развития своих духовных способностей стоят ниже европейцев, – по моему мнению, многие примеры свидетельствует скорее об обратном.

* * *

На окаменелые остатки северорусского прошлого накатили мощные волны «новейшей» культуры. Здесь разрабатывают природные ресурсы с невиданной ранее предприимчивостью, и большие группы населения постоянно находятся на заработках в столице, лишь изредка появляясь на малой родине и привнося нечто новое в ее быт.