Да и кто, собственно, может быть удовлетворен в духовном отношении в период господства коммунистических общественных доктрин? Я не учитываю небольшую правящую касту, хотя и там многие, как раз среди честно убежденных людей, чувствуют теперь разочарование и пессимизм – но мы не будем на этом останавливаться. Что же с остальным народом? Крестьянскую массу можно не брать в расчет, ведь она существует фактически вне большевизма; пока у нее нет желания более активно вмешиваться в вопросы, связанные с землей; впрочем, ее симпатии определяются, безусловно, в значительной мере налоговым прессом, как уже было сказано. Социал-коммунистические лозунги, которые еще задолго до революции были распространены среди крестьян – не с помощью прессы, а усилиями рабочих из крестьянской среды, – пролетарское «право на землю», непомерная прибыль эксплуататоров, лозунг «Возьми и поделись с другим» – все это крестьяне охотно слушали; но остальная теория имеет для них мало ценности, они хотят спокойствия и многое принимают не особенно близко к сердцу, вне зависимости от того, кто или что стоит во главе страны.
В городах вопрос в первую очередь касается работников физического труда. То небольшое их число, которое еще осталось, коммунистическая диктатура должна защищать особенно усердно, исходя как из своего учения, так и из чисто практических соображений. С экономической точки зрения этому слою, безусловно, живется не очень хорошо. Но, как метко выразился один из моих знакомых из Академии наук о штате работников этого института: в вопросах степени удовлетворенности необходимо учитывать человеческие инстинкты; если в материальном плане дела у этих людей обстоят не так хорошо, как раньше, – возможно, они едят меньше и более скудную пищу – то, однако, у них есть удовлетворенность в связи с тем, что мы, ученые, «господа», потеряли несравнимо больше. Для сравнения, работник физического труда в русском городе, несмотря ни на что, сильно повысил свой уровень. Если рабочий национализированного предприятия получает, к примеру, 70–75 % от своей довоенной зарплаты, считая в золоте, то у университетского преподавателя зарплата составляет 5 % от довоенной, и он вынужден бегать туда-сюда, как заведенный, чтобы раздобыть денег на самое скудное существование; прочие притесняемые интеллектуалы оказались в еще более жалких условиях, чем ученые; у меня есть сведения, показывающие совершенно возмутительную картину, и против голода несчастный «класс» может бороться, лишь продолжая продавать оставшуюся мебель, одежду и пр. Рабочий, пока его не лишили работы, принципиально больше защищен; кроме того, поддерживать в себе мужество ему помогает осознание того, что именно он, пролетарий, теперь является властителем общества.
Однако от тех соприкосновений с рабочими, которые у меня были, у меня не создалось впечатления, что они удовлетворены. Многочисленные безработные из пригородов Москвы оказывают довольно сильное моральное давление на работающих в столице, поэтому последние тоже жаловались на безработицу. Но особенно они жаловались на то, что на работу принимают много необученных людей, то есть на самом деле недовольство вызвано тем, что эти необученные люди получают такую же зарплату, как они сами. Таким образом, зависть, косой взгляд на ближнего, и отсюда – неудовлетворенность в коммунистическом обществе равных. Все это не слишком соответствует программе.