Диктатура пролетариата

Но не только Шахматову писал Брок летом 1902 года: находясь в этой диалектологической экспедиции, он регулярно посылал письма в норвежскую газету Афтенпостен, где описывал свои впечатления о поездке, политической ситуации в России, культуре, нравах, обычаях русского народа. С 25 мая по 29 июля 1902 в норвежской газете было опубликовано одиннадцать писем[84], которые по литературному жанру могут быть отнесены к путевым заметкам.

В этих письмах Брок демонстрирует энциклопедические знания о России. Несмотря на то, что письма были написаны в дороге: на борту речного парома, в вагоне поезда, в придорожной гостинице, под тенью дерева в лесу или в деревенской избе, то есть без доступа к научной и справочной литературе, факты, изложенные в каждом письме, поражают точностью и свидетельствуют о высоком научном профессионализме автора.

Брок очень хорошо овладел жанром путевых заметок, предназначенных для развлечения, удивления и информации. Несмотря на то, что в его заметках часто поднимаются серьезные проблемы, такие как свобода слова, правосудие и даже политическое убийство, материал никогда не воспринимается удручающим или трудным, письма действительно читаются и запоминаются легко. После прочтения этих заметок вряд ли останется сомнение, что так написать мог человек не только знающий Россию, но искренне и глубоко ее любящий.

Т. П. Лённгрен,

Университет Тромсё (UiT) – Арктический Университет Норвегии

Олаф Брок из России (Путевые заметки в газете «Афтенпостен»)

I. 25.05.1902

Май стоит на пороге. Но шхеры Стокгольма все еще засыпаны снегом; тихий, ясный зимний воздух простирается над Аландским морем, а из-за острова Ханка видна элегантная «Оихонна»[85], прорезающая свой путь в светлое утро сквозь льды, приближаясь к гавани. Пока чувствуются лишь слабые проявления весны.

* * *

Финляндия. Вся страна утопает в снегах. Покрытая лесами, она простирается, сверкая белизной, как будто посреди зимы. Даже на открытых солнцу участках лишь местами, на южных склонах, удалось зацепить лучами снежную перину, прорвать ее: оно шепчет земле, что пора бы проснуться, что близится лето. Но земля не желает слушать, и Финляндия спит крепким зимним сном, который, кажется, будет длиться месяцами.

Весь народ утопает в горе, на грани отчаяния. Можно услышать, как людские мысли вращаются вокруг единственного вопроса: неужели дни нашей свободы потеряны навсегда и безвозвратно? Людские взоры устремлены к горизонту: неужели не виднеется хоть какой-то просвет? Если судить по короткому путешествию поездом через всю страну, может показаться, что другой темы для разговоров просто не существует. Вся часть вагона в зоне слышимости гудит только об одном – когда с тихой печалью, когда с громким возмущением обсуждают все тот же вопрос. Со стороны невыразимо тяжело повсюду слышать и видеть это безнадежное горе.[86]

* * *

Прошла ночь. Финляндия осталась позади. И снова лишь голые поля вокруг. Яркое утреннее солнце освещает плоскую, однообразную местность. Вдоль железнодорожного полотна появляются маленькие загородные районы, над крышами высятся толстые печные трубы, а вдали, по правую руку, виднеется купол Исаакиевского собора: мы въезжаем в Петербург.

* * *

Петербург. Город семинаристов и бюрократов, «чиновничий город», как он назван в знаменитом романе Достоевского «Раскольников»[87].

Да, это город бюрократов и департаментских учреждений. Город императорского двора и военных. Город, где роскошь и излишества сосуществуют с нищетой и убожеством. Хаотическая помесь русского и иностранного. Чужеродные паразиты, особенно немецкие, часто заполоняли пространство города. Только пробившись сквозь окрестности города и попав в «правильные» круги, здесь можно встретить истинного русского с его радушной сердечностью – иначе может показаться, что следов «национальной культуры» в этом городе не найти.

Из-за всего этого мне кажется, что лик Петербурга расплывчат. Можно было бы написать о нем массу всего, потому что город бесконечно многолик, но едва ли удастся получить целостный, концентрированный портрет. Всякий наблюдатель увидит жизнь города по-новому, каждый неосознанно привнесет свое в описание Петербурга. Я слышал самые противоречивые впечатления о нем от собственных соотечественников. Кто-то восхищается, кто-то считает, что восторгаться нечем. Кроме того, Петербург необыкновенно перевоплощается в разные времена года.

Все еще холодно, на деревьях не распустились листья. Но снег сошел, Нева освободилась ото льда, и воздух пронизан весенним светом.