Диктатура пролетариата

В этот период, когда белые ночи мягкой пеленой укрывают то, что не вписывается в городскую картину, всякому иностранцу не остается ничего иного, как любоваться набережной Невы, с чередой дворцов и особняков. Оживленная уличная суета увлечет любого: заставит остановиться и наблюдать за шумным, роскошным маршем блестящих гвардейцев, любоваться прекрасными конными экипажами богачей, восхищаться элегантностью и помпезностью, которыми сопровождается выезд двора. Всем принесет удовольствие поездка в крошечных вагончиках с резиновыми колесами, почти бесшумно скользящими по деревянной брусчатке широких проспектов. Улицы чистые, воздух свежий, еще без летней духоты.

А если, как мы, углубиться в роскошные залы Эрмитажа, с его собранием предметов искусства, посетить великолепно обустроенный новый Зоологический музей и другие культурные учреждения, то можно иметь счастье лицезреть уникальную выставку предметов быта, привезенных со всех концов огромной империи, – и тогда первое впечатление от царской столицы непременно создастся самое приятное и запоминающееся.

Но европеец на этом первом этапе знакомства с городом не остановится. Есть другие грани городской жизни, которые тут же переворачивают представление о нем. Гостиницы очень среднего качества и переполнены. Заметная нехватка жилья приводит к тому, что люди с приличным, даже высоким достатком вынуждены довольствоваться тесными и неуютными, с нашей точки зрения, квартирами. И эта бедность, убожество и неопрятность жилищ порой проникает даже в обеспеченные дома.

* * *

Поддаешься инстинктивному желанию не заходить внутрь помещений, а просто гулять по великолепному, полному жизни Невскому проспекту, пестрый, сменяющийся калейдоскоп которого удивительно упорядочен. Взгляд притягивают яркие магазины, не менее красочны обильные прилавки с фруктами и зеленью, которые в это время года появляются в витринах гастрономов.

Снаружи много света и воздуха.

В помещении по-другому. Пожалуй, и в Петербурге можно найти дом и дружеский круг, где царят сердечность, уют и неподдельное участие. Но времена таковы, что чувство тревоги проникает в беседы даже у самого теплого очага. Слухи мельтешат по всем углам, завладевают умами, рождают страх.

Это слухи самого разного толка, но особенно много политических. Можно окрестить Петербург городом чиновников и бюрократов. Но если попытаться подобрать городу наиболее подходящее имя, то это – «город слухов». Город политических сплетен.

Причиной тому стало притеснение органов печати. Вся страна кишит слухами, часто самыми дикими и невероятными. Правительство не могло остаться в стороне ажиотажа, вызванного тревогой за будущее державы, и поэтому, стремясь направить умы в нужное русло, оно в последнее время начало издавать коммюнике. Но правительственные сообщения идут долго, да и народ не хочет им верить. Люди скорее будут доверять всяческим подпольным сплетням, преимущество которых состоит хотя бы в сенсационности.

Поэтому именно слухами и домыслами полнится Петербург.

* * *

Есть веская причина тому, что именно сейчас воздух Петербурга рассекает пестрый рой слухов. Страну повсеместно охватило беспокойство. Страной завладело недовольство, которое временами вспыхивает особенно ярко. Оно бродит и бурлит в недрах – хотя на поверхности все спокойно и, возможно, такое внешнее спокойствие продержится годами.

Тем интереснее наблюдать Россию в этот исторический момент. Тем интереснее прислушиваться к людской молве и разговорам в разных частях Петербурга. Пытаясь прочувствовать ситуацию во всей ее многогранности, можно со временем прийти к целостному ее пониманию. Кроме того – и это еще более ценно – в беседах можно услышать рассуждения образованных жителей России об их родине, внутриполитической ситуации, жизни первых лиц страны; по разговорам можно понять и изучить желания и политические требования образованных кругов.

Об этом я напишу в последующих заметках.

II. 29.05.1902. Мосальск, Калужская губерния, 19 мая. Город слухов

В Петербурге я пробыл недолго. Но если бы я изложил здесь все политические слухи, которые мне довелось узнать за мое короткое пребывание, то и у издателей, и у читателей «Афтенпостен» кончилось бы терпение.

Только что убили Сипягина[88]. О произошедшем шептались по всем углам. Когда случались подобные «большие» события – покушение на Победоносцева[89], убийство Боголепова[90] и т. д. – правительство немедленно сообщало факты: имя убийцы и детали происшествия, но на этот раз, по-видимому, из-за всеобщего смятения, власти забыли о том невероятном интересе, с которым русские сейчас относятся к политическим происшествиям. Об убийстве Сипягина даже не сообщили в прессу.