Диктатура пролетариата

Как мы помним, весной в редакции норвежских газет пришла телеграмма о том, что русский писатель Максим Горький (псевдоним Алексея Пешкова) был избран членом литературного отдела Императорской Академии – разумеется, для рядового сотрудника это большая честь: одним прыжком очутиться среди «недосягаемых». Но вскоре последовала новая телеграмма, что Академия аннулировала результат выборов, поскольку Пешков находился под следствием по обвинению в антиправительственных преступлениях. Лишь в Петербурге мне удалось разобраться в этой печальной истории.

Можно было бы подумать, что Академия не имеет ничего общего с политикой и идеологией. Видимо, в этом отдавали себе отчет и сами академики при избрании заслуженного писателя почетным членом Императорской Академии. Кроме того, следует добавить, что научный коллектив Академии не знал, что Пешков все еще был под следствием: задолго до того ходили разговоры о приостановлении разбирательства ввиду отсутствия логичных и веских доказательств. Но после обнародования избранной кандидатуры писателя уже упоминавшийся в предыдущей заметке министр Сипягин поспешил донести новость до императора: как это понимать! Неужели Академия запятнает себя антиправительственными выходками!

И юный император немедленно принял сторону министра, имевшего над ним неподобающе большую власть. Прямо за этим последовал императорский указ почетному президенту Академии великому князю Константину официально и во всеуслышание аннулировать результат голосования – о чем тут же оповестили все печатные органы. Великий князь, снискавший народную любовь, проявил слабость и исполнил указ, не желая рисковать своей должностью и даже не представив естественных в такой ситуации возражений. И уже на следующий день академики, состоявшие в выборном совете, с изумлением читали новость о том, что «Академия признает недействительными результаты внутреннего голосования» – при этом никто не удосужился оповестить их, откуда взялось это якобы сделанное ими самими заявление!

Этот небольшой эпизод прекрасно иллюстрирует последние действия российского правительства. Однако не стоит думать, что только мирные ученые становятся жертвами подобных поступков правительства, императора и министерского штаба. В действительности можно видеть непрекращающиеся свидетельства тому, как закон ломается под напором царского указа или департаментского заключения, а законное судопроизводство перечеркивается административным предписанием. В ряде сфер нет постоянства закона – все находится во власти личной прихоти, выливаясь в анархию. Влияние различных органов власти не имеет строго очерченных границ.

* * *

Аморфность закона наиболее остро ощущается современным европейцем, воспитанным на конституционных правах. Конечно, нельзя преувеличивать масштабы несправедливости. В большинстве случаев русский подданный, не имеющий отношения к политике, может спокойно существовать при таком режиме. Исторически так сложилось, что в большинстве случаев соприкосновения личности и государства, их взаимодействие регулируется устоями и традициями, не обязательно закрепленными в кодексе законов.

Тем не менее нельзя отрицать, что в последнее время анархия ощущается как никогда остро. Теперь она обрела больший размах среди правительственных кругов – в министерском штабе. В лагере министров и их ближайшем правящем окружении наблюдаются приверженцы полярно разных воззрений: среди них есть как умеренные либералы, так и сторонники реформ – и наряду с ними строгие консерваторы, исповедующие взгляды, возможно, уместные при Людовике XIV или XV, но никак не сообразующиеся с современным мировоззрением и поэтому вызывающие жесточайшее неприятие и протесты.

* * *

Как же можно истолковать такую неоднородность внутри правительства? Здесь невозможно обойтись без отсылок к личности того, кто в результате естественного хода истории стал центральной фигурой страны. Это русский царь.

Можно допустить (хотя в наше время это почти невероятно), что правитель имеет лишь абстрактное представление о жизни империи с населением в 130 миллионов – условиях и развитии страны, желаниях и запросах жителей, а также особенностях каждого из многочисленных ее провинциальных уголков. Но мы вправе ожидать, что монарх будет самостоятельно и в соответствии с личным политическим видением назначать глав министерств, то есть правительственных лиц, и что их взгляды в совокупности будут отражать определенную целенаправленную программу. Так, за последние десятилетия в России было либеральное правительство при Александре II и консервативное – при Александре III. И несмотря на то, что политические таланты последнего императора были далеки от идеала, у него хватило воли, чтобы последовательно вести министров по единому курсу.