Диктатура

Целью революции 1830 г. было введение конституционного правления по английскому образцу. Статья 14 Хартии 1814 г. воспроизводится в конституции от 14 августа 1830 г, в виде статьи 13, с той лишь разницей, что король теперь должен исключительно издавать распоряжения, требуемые для исполнения законов, причем ясно добавлено, что он никогда не может приостанавливать действие самих законов или делать из них исключения. Осадное положение в этой конституции не упоминается. Уже в июне 1832 г. оно было введено королевским указом и направлялось против двух по своему политическому характеру совершенно различных движений, которые, однако, видели в либеральной буржуазии своего общего врага: против восстания роялистов в Вандее и пролетарского восстания в Париже. Буржуазные партии не стали тогда возражать против осадного положения[367]. Королевский указ от 1 июня 1832 г. объявляет осадное положение в трех округах[368], приводя общее основание, согласно которому необходимо было, используя все законные средства, поскорее подавить повстанческое движение в этих местностях. исполнение распоряжения было поручено государственному министру внутренних дел и военному министру. На закон 1811 г. никто не ссылался. Указ от 3 июня 1832 г., не приводя никаких особых оснований, просто объявляет осадное положение в общинах нескольких департаментов[369]. Третьим указом, от 6 июня, осадное положение вводится в Париже[370], но с дополнением, отсутствующим в прочих указах, о том, что в командовании и порядке службы в Национальной гвардии ничего менять нельзя. В качестве основания приводятся посягательства на общественную и частную собственность, убийства солдат Национальной гвардии и линейных войск, общественных чиновников, а также необходимость энергичными мерами обеспечить общественную безопасность. Все органы гражданской власти сохраняли тогда свои функции, но на деле только потому, что это было предписано правительством. В инструкции, данной военным министром коменданту Парижа, говорилось, что ввиду осадного положения военный командующий вправе осуществлять все полномочия гражданских властей, как административные, так и судебные. однако намерение правительства состоит в том, чтобы военная юрисдикция применялась только в особых случаях, связанных с мятежом, в том числе, конечно, и в связи с правонарушениями в области прессы. В порядок работы ординарных органов власти вмешиваться не нужно. Правительство стремилось «ограничить исключительное положение только мятежом» и не ущемлять непричастных граждан в их общих правах и свободах. Отсюда ясно видно, что средство не связанной никакими условиями военной акции, комиссарская диктатура, превращалась в правовой институт осадного положения. В соответствии с государственно-правовым характером этой буржуазной монархии осуществлялась попытка установить правовые ограничения компетенции военачальника не только в том, что касалось ее предпосылок, но и в том, что касалось ее содержания. Теперь уже нельзя было выводить ту или иную область за рамки конституции и непосредственно осуществлять неограниченную государственную власть, пусть даже в ограниченном по месту и времени объеме. Но исполнение комиссарских обязанностей отличается тем характерным следствием, что законодательно ограниченные компетенции устраняются и сводятся воедино, в силу чего организованное разграничение компетенций и основанная на нем правовая защита страдают по крайней мере отчасти. Правда, согласно новому учению о государстве, и чиновник в отношении государства не обладает правом выполнять подразумеваемые его компетенцией действия, и гражданин государства не вправе безоговорочно притязать на то, что урегулированные законом компетенции останутся неизменными. Но в том следствии, что гражданин терпит ущерб в своей правовой защите, когда судебные полномочия исполняются комиссарами и по сокращенной процедуре, а возможность обжалования устраняется, содержится явное посягательство на конституционное право. По статьям 53 и 54 конституции 1830 г., равно как уже и в предшествовавших конституциях, гарантировалось, что никого нельзя лишать возможности обратиться к «естественному» для него судье, что создание чрезвычайных судов и комиссий недопустимо. Это конституционно признанное право на обращение к естественному, т. е. законному, судье нельзя было обойти и в силу той, уже в то время введенной формальной уловки, что при осадном положении именно военная комиссия становится законным судьей. Кассационная палата придерживалась тогда той точки зрения, что статья 103 декрета от 24 декабря 1811 г. противоречила статьям 53 и 54 конституции 1830 г.[371] Конституционно признанное право выступает здесь безусловным препятствием для проведения военной операции. Последовательным было бы противопоставить ей и другие конституционные права.