Дилемма

Как будто он знал отца Ливии, хотя на самом деле, насколько я знаю, в жизни его не видел. Я отхлебываю из бокала, а потом залпом выпиваю все, что в нем осталось. Спиртное, смешавшись с моей страшной усталостью, приглушает страх, что я никогда больше не увижу Марни. Она не могла попасть на тот самолет, который разбился, твержу я себе. Алкоголь придает мне храбрости. Я бы знал, если бы с ней что-то случилось. Я бы почувствовал.

Кирин и Иззи обсуждают прибытие Патрисии, в их голосах сквозит нетерпение. Когда Патрисия спросила меня, приехала ли Марни, я ответил, что рейс задержали и что она будет здесь не раньше полуночи. И попросил ее ничего не говорить об этом Ливии.

Сегодня вечером я вру не переставая. Тянусь за своим бокалом, но вспоминаю, что он уже опустел.

– Адам, ты меня слышишь?

Я смотрю через стол на Роба. Он откинулся в кресле, положив правую лодыжку на левое бедро, сцепив руки на затылке.

– Извини?..

– Я спрашивал – ты вообще мог бы поверить, что «Олдершот» сделает «Лидс» в третьем круге Кубка ФА?

Я пытаюсь понять, о чем он.

– Что?

– Да ладно тебе, Роб, «Олдершот» никогда у «Лидса» не выигрывал! – восклицает Нельсон с другой стороны стола.

Лицо Роба мгновенно твердеет.

– Я спрашивал Адама, – цедит он, обращаясь к своему брату. Затем он обращается уже ко всем, и его лицо снова расплывается в улыбке: – «Олдершот» просто раскатал бы «Лидс», если бы не предвзятое судейство. А потом они бы сокрушили «МЮ»!

Слышатся смешки, и я чувствую какую-то странную потерю ориентации. Просто не верится, что я сижу здесь и преспокойно слушаю эту трепотню о футболе. Мне надо куда-то пойти, сдвинуться с места. Не могу я здесь оставаться.

Я с силой отодвигаю стул, но в мое сознание врывается слово «авиакатастрофа». Сердце у меня замирает, я гляжу на Роба, я уверен, что именно он это произнес. Он сейчас смотрит на Йена, а не на меня.

– Ты про рейс Pyramid Airways? – уточняет Йен. – Да, я видел в новостях. Ужасная трагедия.

– Я даже не стала читать репортажи, слишком уж это печально, – вставляет Джесс.

– Рухнул сразу после взлета из Каира, – объясняет Роб, наклоняясь вперед. – По пути в Амстердам. На борту где-то двести сорок человек. Судя по всему, никто не выжил.

Джесс в буквальном смысле содрогается, натягивает шаль на плечи.

– Ненавижу летать, – говорит она. – Вот почему я не хотела в Гонконг. Да и Роб не хотел, чтобы я летела.

– Только потому, что мне казалось, ты слишком тяжело перенесешь полет, – замечает Роб, кладя руку ей на колено.

– Я тоже терпеть не могу летать, – вставляет Иззи. – Каждый раз, когда я слышу, что где-то разбился самолет, даю себе клятву больше никогда не летать. И все равно летаю.

– Может быть, сменим тему? – предлагает Йен. – А то как-то нехорошо: мы тут сидим, выпиваем и болтаем, а многие скорбят по своим погибшим.

– Ты прав. Но жизнь слишком коротка, – изрекает Роб. – И она должна продолжаться. – Он поднимает свой бокал: – Ваше здоровье.

Я слышу звон разбитого стекла и чувствую резкую боль. Опускаю глаза – оказывается, в руке у меня раскололся бокал.

– Адам! У тебя кровь идет! – вскрикивает Иззи.

Кисть у меня не только кровоточит, она еще и самопроизвольно трясется. Схватив со стола салфетку, я поднимаюсь:

– Сейчас разберусь с этим и приду.

– Хочешь, я пойду с тобой? – спрашивает Иззи.

– Нет, не надо, пожалуйста. Все в норме.

– Адам?.. Что случилось?

Я поднимаю взгляд. Прямо передо мной стоит Ливия. Я думаю, что Марни могла быть на том самолете, который разбился, Ливия. Вот что случилось.

– Порезался стеклом, – объясняет Иззи. – Все в порядке, он сейчас пойдет промоет.

Ливия стягивает с моей кисти салфетку.

– Ого, – произносит она, разглядывая рану. – Глубокая. Болит, наверное, зверски.

– У тебя-то все в порядке, Ливия? – спрашивает Джесс.

– Да, все отлично.

– Адам говорит, приехала твоя мать?

Ливия улыбается ей:

– Приезжала. Только что уехала.

– Как все прошло? – осторожно спрашивает Кирин. Можно подумать, она даже опасается спрашивать.

Дыхание Ливии на мгновение пресекается.

– По-моему, нормально, – отвечает она.

– Значит, мост все-таки починен, – кивает Йен.

– Пока рано об этом судить. – Ливия поворачивается ко мне: – Давай-ка я как следует погляжу на твою руку.

Я покорно бреду вслед за ней к садовой стенке. Мы садимся рядом, и она берет мою руку в свои. Если бы не толпы народу, мы могли бы разглядеть фотографии Марни.

Мягкое прикосновение ее пальцев, обследующих рану, в сочетании с острой чисто физической болью заставляет постепенно исчезнуть все – и Марни, и гостей, и шум, и сам праздник. Остаемся лишь мы с Ливией.

– Должно быстро зажить, – заверяет она, высматривает на салфетке чистый участок, крепко прижимает его к ране и заставляет меня сжать пальцы, чтобы он никуда не сдвинулся. – Но тебе надо будет ее обеззаразить. – Она поднимает ладонь, кладет ее мне на щеку. – У тебя все в порядке?

– Забыл побриться, прости.