Дилемма

– Идеальный, – говорю я, устало приваливаясь к нему. – Спасибо, Джош, ты поработал потрясающе. В том числе и с музыкой. И с украшениями. Макс уже ушел?

– Да, он так и не смог подойти к тебе поближе, чтобы как следует попрощаться.

Я гляжу на Адама с Джошем:

– Значит, всё. Нас осталось трое.

– Четверо, – поправляет Джош. – Еще Эми.

– А где она? – спрашиваю я.

– В саду. Ничего, если она у нас переночует?

– Нет, не ничего, – вдруг бросает Адам. – Извини.

Джош недоуменно хмурится:

– Что-что?

– Извини, Джош, но ей нельзя у нас переночевать.

– Почему бы и нет?

– Как она сюда добиралась? На машине? Сама вела?

– Нет, у нее нет машины. На поезде.

– Тогда я ей вызову такси.

Джош непонимающе мотает головой:

– В такую даль – до Эксетера? Да почему?

– Погоди минутку, Адам, – вмешиваюсь я. – Эми ведь может переночевать, разве нет? Она уже у нас оставалась.

– Я знаю, – говорит Адам. – Но сегодня нельзя.

– Не понимаю, – говорит Джош. – Почему ей нельзя?

– Нельзя, вот и все. В любую другую ночь – пожалуйста. Но не сегодня.

– Значит, ты все-таки ее винишь в этой истории со стажировкой! В том, что я решил не ехать в Америку!

– Не будь дураком!

Джош просто разевает рот от изумления: Адам редко говорит с ним таким тоном. Я вижу, что Джош вот-вот сорвется, и посылаю ему предостерегающий взгляд.

– Джош. – Теперь в голосе Адама слышится смертельная усталость, словно он едва находит в себе силы шевелить губами. – Хватит спорить. Эми сегодня у нас не ночует. Решено?

– Нет, не решено. – Джош скрещивает руки на груди. – Если Эми уйдет, я тоже уйду.

– Извини, Джош, но ты нужен мне здесь, – твердо говорит Адам.

– Да зачем? Мы же просто все спать ложимся. Па, ты смешной какой-то!

– Я просто хочу, чтобы остались только члены семьи. Это что, так трудно понять?

– Ничего страшного, Джош. – Голос Эми доносится у нас из-за спины. – Я запросто останусь у моей подружки Мэгги, ты ее знаешь, она в Гилфорде живет. Я ее уже предупредила, что могу к ней заехать переночевать, потому что завтра мне надо быть на дедушкином дне рождения, а она как раз рядом с ним живет. Очень даже разумно, если я побуду у нее.

Адам поворачивается к ней: она стоит в дверях, и я невольно думаю: интересно, многое ли из наших препирательств она слышала?

– Я это очень ценю, Эми, спасибо тебе, – говорит он с явным облегчением.

– Бессмыслица какая-то, – ворчит Джош.

Эми успокаивающе кладет ладонь ему на руку:

– Никаких проблем. И я уверена, что у твоего папы есть веские причины…

– Тогда почему, черт побери, он нам не скажет, что это за причины?

– А вдруг он не может вам сказать? – Она слегка пожимает плечами. – В семье такое иногда бывает. Всякое случается…

И она посылает Адаму мимолетную улыбку.

– Сейчас я тебе вызову такси, – говорит он. – Где, ты говоришь, живет твоя подружка?

– В Гилфорде.

Джош вынимает телефон.

– Я сам вызову.

По счастью, такси приезжает быстро, и мучительное ожидание (все мы стоим на кухне, Джош обнимает Эми за талию, никто не произносит ни слова) сильно не затягивается.

– Мы обязательно еще увидимся, Эми, – говорит ей Адам. – Спасибо за понимание.

Я обнимаю ее, наскоро бормочу извинения. Джош выводит ее наружу, туда, где ждет такси. Остаемся только мы с Адамом.

– Ну что, пойдем в кровать? – спрашиваю я.

– Пойдем. Но сначала мне надо сделать одну вещь. – Лицо у него серое от усталости. – Подождешь меня наверху?

Меня охватывает тревога. Он же не собирается прямо сейчас позвонить Марни, спросить, спит ли она с Робом?

Я кладу руку ему на локоть:

– А до завтра это не может подождать?

– Нет. – Он отодвигается, и моя рука падает. – Я сейчас. Это займет всего минуту.

03:00–04:00 Адам

Я НА ПОЛУ САРАЯ. На краю пустоты. Не знаю даже, сколько прошло времени с тех пор, как я позвонил наконец по экстренному номеру и узнал, что моя дочь, Марни Сара Харман, была в числе пассажиров рейса PA206.

Теперь уже не важно, сколько там времени. Время больше не имеет значения. Никакой надежды не осталось – одна темнота. Я хочу одного – чтобы эта темнота забрала меня, как забрала Марни. Но она не забирает. В ней нет милосердия. И я остаюсь один на один с острым осознанием того, что Марни мертва.

Я сижу на корточках, уткнув голову в колени, сцепив руки вокруг лодыжек, в тщетной попытке как-то защититься от того, что уже случилось. Зажмуриваюсь, словно это поможет мне перестать воображать себе последние секунды жизни Марни. Но это, конечно, не помогает. В голове у меня звучит ее крик – и больше ничего.

Как мне жить дальше, зная, что я не был там, с ней, когда она нуждалась во мне больше всего? Я бы уткнул ее лицо себе в плечо, покрепче обнял, чтобы она не видела приближения смерти. Даже если через несколько недель или месяцев нас уверят, что Марни ничего не знала до самого конца, что самолет взорвался без предупреждения, все равно сохранится вероятность, что она еще была жива, когда эта железная махина стала падать.