Дилер реальности

— На самом деле озеро скрывалось за ближайшей рощей, в пятнадцати минутах ходьбы. Когда я повстречал пастуха на следующий день и спросил, почему он обманул меня, тот объяснил мне, что когда сам идет к озеру, встречает знакомых, болтает с соседями, обедает на траве, разговаривает с птицами… Все, к чему мы стремимся, для него не имеет значения.

Лицо Старейшины вновь проникает в поле моего зрения, и озеро Титикака сливается с озером в Пакистане (почему-то я уверен, что это именно Пакистан). Два мира наслаиваются друг на друга. Переплетаются…

— Этот пастух был счастлив. И ты можешь быть счастлив и сделать счастливыми всех вокруг. Ты должен познать вечность и раскрыть ее для других. Для этой миссии ты получишь драгоценный дар, брат наш. Готов ли ты? — спрашивает меня Старейшина.

Я чувствую сильное волнение. Именно к этому моменту я готовился всю жизнь. Старейшина встает, удаляется в неизвестном направлении, а затем возвращается в сопровождении женской фигуры в таком же балахоне, как и мы все.

Мое братство, окружившее костер, начинает тихо напевать. Девушка скидывает капюшон, и я вижу, что ее лицо впитало красоту всего мира. Кто она?

0015

Прихожу в себя дома, лежа на кровати, с тяжелой головой и жутким вкусом во рту. Надо мной стоит Линн со стаканом воды в руке.

— Хочешь пить? — спрашивает она.

Словно пес, жадно лакаю воду, пытаясь понять, который сейчас час — окна в квартире зашторены.

— Девять часов утра, — отвечает Линн на мой вопрос. — Четверг.

Пытаюсь вспомнить, что было между вчерашним просмотром ролика и сегодняшним пробуждением. Удается восстановить только обрывок видения: красивая молодая женщина, которая скидывает одежду в степном шатре, улыбается мне, что-то говорит почему-то по-французски. Стоит закрыть глаза, и я вновь ощущаю нежное прикосновение ее рук. Кажется, даже чувствую ее дыхание, овевающее мое лицо. Что же это было? И почему мне кажется, что я давно ее знаю? Готов поклясться, что это была Катрин, только со светлыми волосами.

Пока размышляю над этим, Линн приносит мне кофе. По ее словам, прошлой ночью Марк позвонил ей с моего телефона и попросил забрать меня. Когда она заехала за мной, я был немногословен и погружен в себя, а оказавшись дома, тут же уснул, чтобы проспать до утра.

Тянусь к телефону и к неописуемой радости обнаруживаю сообщение:

«Привет! Надеюсь, ты круто оттянулся вчера на вечеринке!))) Отдел кадров на этой неделе подготовит твое личное дело. Ждем тебя в понедельник. Позвоню завтра. Марк».

Как нельзя кстати! День отходняка — как раз то, что мне нужно. Интересно, незапланированный отгул предоставлен всем сотрудникам? Мы заказываем еду из вьетнамского ресторана, пробуем заняться сексом, но мой член вял, как морской огурец.

— Вот что бывает, когда мешаешь мои таблетки с выпивкой, — отмечает Линн.

Лежа в кровати, мы болтаем о том о сем. Я вдруг понимаю, что почти ничего не знаю об этой девушке, которую с такой легкостью впустил в свою жизнь и свою постель. Линн отвечает на мои вопросы спокойно и кратко, но ее саму, похоже, обстоятельства моей прошлой жизни не интересуют — все, что ей нужно было, она знала от Харона, а остальное ее не беспокоило.

— Слушай, Линн, спрошу напрямую… Ты вообще кто? Ну, в смысле по отношению ко мне. Доктор, телохранитель, водитель, фармацефт, ассистент? Как Харон обозначил твою функцию, если не секрет?

— Не важно. Он попросил, чтобы я присмотрела за тобой. Упомянул, что ты талантлив, но импульсивен.

— Значит, ты должна сдерживать мои импульсы?

— Скорее направлять их в конструктивное русло.

— И как считаешь, ты с этим справляешься?

— Раз ты жив и работоспособен — то да.

Линн лежала на животе, а я разглядывал ее татуированую спину и плечи. «Что означают твои татуировки?» — это самый бредовый вопрос, который только можно задать, но один из рисунков привлек мое внимание, так что я не удержался.

— Это что? — я коснулся пальцем ее левой лопатки.

Цветная татуировка изображала Иисуса, прибивающего себя к кресту. Он уже прибил ноги и левую руку, в правой держал молоток, а в зубах сжимал пару гвоздей. Непонятно, как он собирался в одиночку завершить начатое — разве что благодаря божественной силе. Не нужно было долго вглядываться, чтобы заметить: татуировка прикрывает крестообразный шрам размером с сигаретную пачку.

— Старая история, — произносит Линн, и я решаю, что на этом все, но она продолжает: — Один урод оставил эту отметину. Я про шрам, а не про татуировку.

— Да, я понял. А кем он тебе приходился?

— Мужем.

— Вот как… Ты была замужем?

— Очень давно. А ты? Был женат?

— Ты же знаешь, что нет.

— Да, знаю…

— А что с ним теперь?

— Он умер три года назад. Его убили.

— Это как-то связано с тобой?

Она лишь пожимает плечами. Какое-то время мы молчим, пока она не спрашивает:

— А у тебя есть сожаления о прошлом? Случалось в твоей жизни что-то, что ты бы хотел отменить?

Я пожимаю плечами: