Представляю вашу негативную реакцию на моё признание. Но, во-первых, когда-то я прочитала в одном американском медицинском журнале, что сплетничание, как процесс, способствует выработке в организмах сплетников эндорфинов – гормонов счастья, а, во-вторых, мы все точно знаем, что все сплетни не просочатся за пределы моей кухни и никому не повредят. Никому не нанесут обиду, не разобьют ничью семью, ни на чьей репутации не оставят грязного пятна. Никто из нас: ни мы с Ирой, ни Дюша с Нюшей, ни, даже, Шафран, который иногда бывает немного болтлив, не разнесёт, услышанное на наших файв-о-клоках.
Едва мы сделали по первому глотку чая, как Шафран подал сигнал к началу сплетен.
– Чужой! – Заорал он. – Чужой, чужой!
Мы с Ириной, как по команде уставились в окно.
Перед подъездом стояла машина. Я в иномарках совершенно не разбираюсь, но это корыто всем своим видом заявляло, что оно эквивалентно очень-очень большим деньгам.
Из машины вылез корявенький мужичок с ноготок, разодетый, как для приёма у английской королевы, с букетом, для которого единственной «вазой», подходящей по вместимости, могло бы стать только десятилитровое ведро.
Несколько мгновений мы рассматривали эту красоту ненаглядную, потом Ира со вздохом сказала:
– И вовсе это не чужой. Привыкай, Франтик, это Минаев Олег Лаврентьевич, новый ухажёр нашей Алиночки из двадцать девятой квартиры.
Я чуть пирогом не подавилась.
– Ирина Сергеевна, ты ничего не путаешь? У Алины же был совсем другой. Такой красивый юноша, похожий на Блока. Её сокурсник по консерватории. Они же пожениться собирались!
– Ну, собирались, собирались. Только красавчик-Святославчик беден, как консерваторская мышь, а Олег Лаврентьевич у нас мужчина серьёзный: владелец заводов, газет, пароходов и ещё там чего-то. Короче, мешок с деньгами в дорогущей упаковке.
Мне стало немного обидно за Алину. Её называют у нас «серебряный голосок нашего двора». Она умница, красавица, певунья, а ещё она очень добрая и отважная. Как-то ночью в грозу, она полезла на высокую липу, чтобы спасти, забившегося среди ветвей, испуганного вспышками молний и громом, котёнка.
Мы ещё немного полюбовались на «серьёзного мужчину», потом я не выдержала.
– Мне когда-то один из моих поклонников, профессор зоологии, между прочим, говорил, что в природе почти всегда самец – это, как бы реклама генофонда: самый крупный, самый сильный, самый красивый, громкий и яркий. А на этого же без слёз не взглянешь. И зачем Алинке это чучело?
– Ах, Ольга Дмитриевна, мы с тобой сильно отстали от жизни. Это нас романтичных дурочек Валентин поймал на красивую фигуру, на пышные русые кудри и умение болтать.
– А как он на гитаре играл, помнишь? – Вздохнула я.
– Да, всего два аккорда, но как он это делал! – Мечтательно протянула Ира,
– А стихи какие писал?
– Дурацкие, что-то там про кровь-любовь и розы-занозы – пропела Ирина, наслаждаясь воспоминаниями, но тут же, поменяла выражение лица и сказала весьма деловым тоном, – но, как бы то, ни было, Оленька, современные девушки на идиотские стишки и два аккорда не ловятся. Мне Зинаида Михайловна из сорок пятой квартиры рассказала, что этот бурдюк с золотом собирается сделать из Алиночки звезду.
Так Олег Лаврентьевич Минаев впервые появился в нашем дворе. С тех пор прошло несколько месяцев. Мы всласть успели пообсуждать Алиночкину премьеру на радио, роскошный тур на Гоа, который Минаев подарил Алининым родителям на серебряную свадьбу, и, конечно же, букеты, которые становились всё огромнее и ярче.
Потом Минаев как-то приелся, и мы перестали о нём говорить, найдя более интересные и злободневные темы. Даже Шафран больше на него не реагировал.
И вот тогда это случилось…
Я занималась переводом ТУ новой рисообдирочной машины. Мой рабочий стол в комнате тоже стоит у окна. Ну да. А как же иначе отслеживать происходящее во дворе?
Я как раз билась над температурным режимом, допустимом на первом этапе обработки зерна, когда во дворе раздался резкий сухой щелчок.
Шафран заметался по клетке и завопил:
– Кар-раул! Кар-раул!
Я выглянула в окно и ещё успела увидеть, как на нашей дворовой автостоянке падает человек.
Для того, чтобы вам было понятнее, постараюсь описать «географию» нашего двора. Двор наш тупиковый, упирающийся в старое школьное здание. Наверно, и нашу пятиэтажку, и школу давно надо было снести. Но своей «тыльной стороной» они почти вплотную прилегают к промзоне, и хотя уже всё вокруг застроено новыми многоэтажными домами, ни на наши убогие хоромы, ни на школу, ни на двор до сих пор никто не позарился.
Тупиковый двор обитатели нашего дома поделили по-братски. В самой глубине его, прямо у школьного забора, расположена детская площадка. Середину двора занимает небольшой нарядный садик, в котором стараниями наших доморощенных агрономов что-то цветёт от снега до снега. А самого въезда во двор автомобилисты устроили автостоянку. Вообще-то, подразумевалось, что стоянка предназначена только для жильцов нашей пятиэтажки, но, как вы понимаете, есть категория людей для которых: «вам – везде».