Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

Вопреки всем этим перипетиям, поэтический рецитал всё же состоялся в среду после ужина, в столовой, очень торжественно и под блеск внутренних вспышек-молний, заставивших всех забыть о молниях внешних. Почти каждый принес с собой книгу, и было прочитано множество стихов, главным образом — любовных. Выступали не только члены клуба, но и пациенты, совсем не вписанные в сценарий, а француженка была неприятно удивлена, когда мужчина, от которого из-за его смирного и тихого вида никто ничего не ожидал, вдруг поднялся и изрек что-то вроде…

Да, всем придется умереть
И адские познать мученья:
Телам — истлеть, душе — гореть[11]

…

а ведь именно это стихотворение заставило ее отказаться от фото из-за тяжелых мыслей, которые оно навевало, но особенно — из-за его конца, не слишком приличного, который мужчина прочитал с особым пафосом, где говорилось о заднице и горячем пинке под зад. Но в конце концов это — его выбор, ему и отвечать, подумала француженка, но в глубине души пожалела, что не сделала этого сама, а потом даже пожаловалась доктору, вот всегда я стесняюсь, доктор, всегда и всего, даже поэта, а кто-то взял и утащил его у меня прямо из-под носа, остался лишь снимок, да и то временно… впрочем, он мне совсем не нравится… так закончился ее рассказ, потому что реакция зала оказалась совершенно неожиданной для нее, никого не смутил зловещий конец всех смертных в аду, наоборот, все бурно веселились, и это документально подтверждали фотоаппараты, правда, сам повод для смеха остался за кадром.

Тот вечер, в среду, когда все остались после рецитала и сидели допоздна, был кульминацией веселья и всеобщего духовного единения, чего раньше никогда не случалось. Сестра Евдокия могла быть вполне довольной и спокойной, она даже слегка засомневалась в правильности своего решения, принятого под влиянием сильной тревоги, овладевшей ею в тот пустой день конца первой недели, но тревога оставалась, и вроде бы — никаких причин, но она ощущала ее, тревога затаилась там, где ей и положено быть — под ложечкой, и вовсе не из-за содержания листов, которые она по-прежнему регулярно читала по ночам. Ее совсем не волновало, например, что написал доктору господин с золотым набалдашником, вы знаете, доктор, совершенно очевидно, что без вас здесь живется лучше, после первого скандала и вопреки неприятным обстоятельствам с погодой (но как же можно сердиться на погоду?) все это уже поняли, и вот результат: мой клуб разросся, хотя, разумеется, не он один… далее следовали невнятные и не заслуживающие внимания рассуждения автора, но из них между прочим она узнала, что, оказывается, и Анастасия спускалась в подвал и стучала в его дверь, но сеанс оказался не слишком удачным, ни свечи, ни массаж спины не помогли — после долгого сидения в неподвижной позе с закрытыми глазами у нее разболелась голова, и выводы медиатора, как он сам себя называл, были неутешительны,

дух Анастасии зафиксирован в одной точке, доктор, и я хочу предупредить, что он может пробиться сам, будет взрыв,