Читаем Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море полностью

— я знаю, зачем вы здесь, — проговорил он, не скрывая, что совсем откровенно наблюдает за мной, естественно, знает, ему и не надо наблюдать, в моей медицинской карте и так всё написано: тяжелое сотрясение мозга, легкая кома, без серьезных повреждений, отделалась несколькими сломанными ребрами, только вот рука пострадала, но удивительно, что она даже не сломана, просто потеряла мизинец, «потеряла», звучит как-то странно, словно она потеряла его где-то на улице, но о том, что это странно, ничего не написано, это ее собственная констатация, немыслимо — попасть в катастрофу, побывать в коме, пусть и всего несколько часов, и единственное, что ты потеряла, какой-то там маленький палец,

— вы были в коме,

— да, но совсем недолго,

— может, и недолго, но это оказывает воздействие, иногда глубокое…

и другие вещи могут оказывать глубокое воздействие,

— многие вещи оказывает глубокое воздействие, доктор, возможно, и более глубокое, чем какая-то кома,

— не хотите ли чаю, Анастасия?

а тут и вправду любят обращаться друг к другу по имени, звучит по-свойски, но я бы не сказала, что он пытается интимничать, что-то в его интонации мешает так думать, в сущности, он держится достаточно отстраненно… она тоже могла бы так попробовать, но не знает, как его зовут,

— да, спасибо, пахнет приятно тимьяном… хотя нет, липой…

и еще какой-то запах, но она не может точно определить, какой, доктор встал, и теперь он показался ей еще выше, похоже, они одного возраста… и исчез, а она продолжала рассматривать каллы… или что-то, странно тревожащее ее память… но он вернулся очень быстро с подносом, чашки и чайник, блюдце с ломтиками лимона, сахар, тонкий фарфор, серебряные ложечки, такое впечатление, что всё это было приготовлено заранее, и уже нет времени вспомнить что-либо,

— эта картина с каллами…

— а, эта? наследство от бабушки, вы в этом разбираетесь? художник неизвестный, возможно, художница, даже наверняка именно художница, женщины часто рисуют цветы… но довольно ценная. Старомодно, но каллы, в сущности, прекрасны, такие невинные… я вожу ее с собой повсюду, а жил я во многих местах, но уже много лет я здесь… впрочем, я все свои картины вожу с собой…

я слушала рассеянно, что-то мне это напоминает…

возможно, не столь уж невинное.

Доктор налил в чашку чай, и разговор потянулся мучительно, то и дело прерываясь, потому что он спросил, во что именно я врезалась, в дерево, ответила я и добавила, что иногда человеку везет и он не покалечит кого-то еще, я сказала это просто так, чтобы мы снова не погрузились в молчание, но он не подхватил эти слова… и ее поглотил горизонт, утонувший в завораживающей зелени картины… неожиданно он спросил: а почему? ей-то это было совсем очевидно — убивать других никак нельзя, но он пояснил свое «почему»:

— никто ведь не выбирает, как именно попасть в катастрофу, не правда ли?

да, не выбирает, только ей кажется, что он хотел сказать что-то совсем другое, в последнее время ей все время кажется, что люди говорят вовсе не то, что говорят, или она их неправильно понимает, но, может быть, он прав, и воздействие катастрофы на нее оказалось более глубоким, хотя и не до конца ясным, но он уже сменил тему и спросил, а как она вышла из комы…

— через зеленый сон,

сказала я, именно так и было. Доктор закашлялся или, похоже, засмеялся.

Наверное, пора уже было допивать свой чай и уходить, говорить было совсем не о чем, и всё это здесь — просто пустая формальность, обыкновенный ритуал для вновь прибывших. И если здесь все-таки есть настоящие врачи, то они там, где лечат сердца людей, а не их нервы, сердце наверняка важнее, по крайней мере, для дыхания, хотя и нервы способны удушить, с ней это уже бывало, но от этого не умирают, а доктор заговорил про чай: и не тимьян, и не липа, а точнее — и тимьян, и липа, но с добавлением других компонентов, весьма подходящих для лечения нервов;

— здесь у всех проблемы с нервами, у кого — больше, у кого — меньше, а некоторые даже воображают, что у них есть особые психические привилегии…

и предложил дать ей рецепт чая с точным описанием добавок, очень важна при этом, утверждал он, точность в их использовании, а тимьян с липой здесь просто для улучшения вкуса. Ей этот чай весьма полезен, потому что и у нее неважно с нервами, сказал он, и это прозвучало немного нахально,

— извините, доктор, но может быть, я пойду? я еще не видела пляжа, хотелось бы…

но доктор вдруг очнулся и сразу изменился.

— ни в коем случае, Анастасия, ни в коем случае, нам еще о многом надо поговорить, а это, с чаем, просто так, обычная любезность, для первой встречи, здесь встречи длинные, здесь все длинное,

он тоже длинный,

— мы ведь никуда не торопимся, не так ли?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый болгарский роман

Олени
Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне <…> знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой. «"Такова жизнь, парень. Будь сильным!"», — отвечает ему старик Йордан. Легко сказать, но как?.. У безымянного героя романа «Олени», с такой ошеломительной обостренностью ощущающего хрупкость красоты и красоту хрупкости, — не получилось.

Светлозар Игов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза