Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

Какой-то мужчина неожиданно поднялся со своего места в противоположной части столовой и пошел… медленно, рассеянно, наверное, к бару с напитками, но, подойдя к нему, прошел мимо и свернул в сторону, словно блуждая, направился куда-то между столами, все повернулись к нему, издали глядя на него, те, мимо которых он проходил, опускали глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом, а потом снова смотрели… но он ничуть не был смущен, просто казался ужасно рассеянным и время от времени спотыкался, путаясь в собственных ногах, как будто выпил много-много вина, но когда дошел до пустого стола, то огляделся, заметил взгляды и тишину, которая следовала за ним, изгибами сопровождая его передвижения по залу, после мгновенного колебания он сел за стол и, прикрыв глаза, оперся головой на руку и замер, уставившись в скатерть… по столовой прокатилась волна досады и недоумения, я почувствовала ее, она прошла и через меня, за окном отчетливо слышался шум прибоя, наверное, ветер усилился и волны вспомнили, что море все еще там, оно существует, и его рокот в этот момент тишины стал слышнее… но тут встала одна из сестер, не Евдокия, другая, мне показалось, что она нервничает, и быстро подошла к поднявшемуся мужчине, что-то прошептала ему, а что — только им одним известно… взяла его за руку нежно, но крепко, явно не собираясь ее выпускать, и повела обратно к его месту — так же медленно, как он пришел сюда… я услышала, как вздохнула Ханна, потом поднялась сестра Евдокия, подошла к бару, взяла одну из ваз с розами, там с двух сторон всегда стоят вазы с цветами, отнесла ее к столу и поставила в самом центре… я обернулась к Ханне, не очень понимая, что происходит, может быть, она понимает, но ее сосредоточенный взгляд был направлен куда-то мимо меня, и не было ни малейшего шанса поймать его… я не сдержалась и прикоснулась левой рукой к ее правой, лежавшей на скатерти у ножки бокала, мне хотелось привлечь ее внимание… и произнесла:

о Ханна,

ее рука слегка дрогнула, но взгляд был по-прежнему прикован к чему-то вдали, с моей стороны это был совсем инстинктивный жест, так, ничего особенного, да, собственно, уже и не нужно было, потому что тишина вдруг распалась, все опять заговорили, и Ханна повернулась ко мне,

— может быть, нам взять десерт? — спросила она, как будто от меня зависело, возьмет она десерт или нет,

— не знаю, я вообще-то не люблю сладкого,

— а я люблю крем-карамель, — сказала Ханна, и мне показалось, что голос у нее ужасно грустный,

— ну ладно, возьму и я, говорят, десерты полезны…

Ханна подала знак официанту, он, очевидно, знал ее вкусы, потому что, не спрашивая, быстро их принес, они лежали на фарфоровых блюдечках, слегка подрагивая — желе желтого цвета и карамель в тон желтизне желтков, она змейкой стекала в маленькое коричневое озерцо сладости внизу… вкус… сначала его ощущает нёбо, потом вверх — мозг, дальше вниз — горло, растворяется где-то внизу, в пищеводе и еще ниже — в животе… а неплохо… забытые ощущения… сладко…

— а теперь можно и уходить,

я услышала слова Ханны и почувствовала облегчение, да, уже можно уходить, и мы встали, платье Ханны шелковое, бледно-желтое, точно до колен, а в свете люстр и бра вдоль стен ее кожа кажется темнее, чем при дневном освещении. Я пошла за ней, и пока мы пробирались между столами, я почувствовала, что нас провожают взглядами, мы были первыми, кто покидал столовую, а когда проходили через холл, старик поклонился нам со словами уже закончили, дамы?

Да, мы закончили.

Мы не стали подниматься на лифте. Ханна пошла пешком, а я не возражала, в теле была какая-то слабость, тяжесть от вина или от десерта, наверное и от того, и от другого, проходя через второй этаж, я заметила, что дорожка у них в коридоре желтого цвета, а у нас, на третьем, красная.

Ханна остановилась у своих дверей,

— спокойной ночи, — сказала она, — на этот раз я, наверное, засну и без Шуберта, у меня от вина кружится голова.

— мне будет его не хватать, — ответила я,

— ничего… как-нибудь в другой раз…

и открыла дверь,

— доброй ночи,

я открыла свою.

Шелковая занавеска на окне вздулась и поднялась вверх, как крыло ангела в лунную ночь, затрепетала, а когда я закрыла дверь, сникла и опустилась вниз, такая медленная и белая. Наощупь я прошла в спальню и опустилась в кровать, полежу немного, подумала я, а потом встану, ведь надо раздеться…

вот только глаза мои закрываются сами собой…

… а Шуберта, и правда, не хватает…

подумала я, засыпая.

СОН I