Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

Я стала пробираться к бару: когда идешь, уже не кажется, что людей так много, с той неподвижной точки, в которой я находилась только что, они как бы накладывались друг на друга, а во время движения спокойно могут проходить мимо, не соприкасаясь, траектория тел такая подвижная, гибкая… и мое тело гибкое, худое, вы должны заботиться о своем теле, с едой ничего не получается, чему-либо другому мешает повязка, а сегодня и совсем не буду есть, и не только я, почти все вокруг в основном только пьют… а в самом деле, вдруг кто-нибудь потеряет равновесие и упадет, споткнувшись на скользком паркете, ведь опереться-то не на что, столов нет, вы ошибаетесь, мадам, столы есть, вон они, стоят по границе круга, заставленные едой, как для пиршества — салаты, рыба, птица, гусиный паштет… но никакого пиршества нет, так неудобно ходить с тарелкой в руках… фуршет… люди стесняются жевать стоя… терпеть не могу эти фуршеты; всегда там найдется какой-нибудь «салонный лев», скользящий по паркету, как вот этот господин, его невидящий взгляд проходит сквозь меня, наверное, он ощущает себя Прустом, почему Прустом? этим вечером я на шикарном коктейле, милая, буду наблюдать, словно какой-нибудь Пруст, и думать о тебе, детали обступают, они вызывают желание забыть, не забывай меня, дорогая, кто-то шепчет почти над моим ухом, мужчина громко хрустит печеньем, о, оказывается, здесь есть и печенье, женщина кокетливо ему улыбается, за ее белыми зубами шевелится язык, она что-то говорит, и то ли от мужчины, то ли от женщины, то ли от печенья возникает речь, но в обратном направлении, внутри нее клубятся фразы, фазы обнуления, нет, дорогой, это просто невозможно — забыть тебя… а я уже у стойки бара, в нескольких шагах от рояля, мне так хочется подойти к нему совсем близко, чтобы он прикоснулся ко мне, посмотреть его марку… Steinway? или какой-нибудь старый, но отполированный Zimmerman?.. Дорога или Мужчина? Марки роялей не расшифровываются и не переводятся, только звучат, и не рояль прикасается ко мне, а какое-то платье до пола, с чем-то, похожим на шлейф, оно запуталось у меня в ногах, почему-то подумалось: а я вот как наступлю на него, как прижму ногой, вот так, нарочно… и оно сползет вниз, а под ним — естественная нагота, глупости, нет никакой естественной наготы… но сегодня платья у женщин так напоминают карнавал… караван… караваджо из света… дистиллированные и высушенные светлячки[9]… этот свет, реальный, так оголенно прост, он обгладывает фигуры из светотеней, превращая формы в шаблон, в коллаж, поэтому его со всех сторон задрапировали шелком… шелковая нить, кокон шелкопряда, клейкое вещество, гусеничка, яйцо… правда, здесь метаморфоза обратная — яйцо, гусеничка, кокон шелкопряда, куколка, потом не помню, что еще, но между всем этим — сон, сон, сон и сон, много сна… и бабочка. Бабочка. Шелк. Его нити очень прочные. Но в огне они наверняка сгорят… вот так: огонь — и всё, конец… тростник подходит лучше… некоторые мужчины курят сигары, а вон та женщина держит в руке длинный мундштук, и дым от ее сигареты стелется, извивается, как фраза, которую язык выталкивает изо рта… дым поднимается к потолку, тянется вдоль стен и выходит наружу… я сейчас раскашляюсь, как в зеленом сне, только вот этот дым не зеленый…

— что вам предложить, мадам?

— вино, разумеется,

вино…

— белое или красное? сегодня совсем не холодно, тела тоже излучают тепло, и становится всё теплее, почти все предпочитают белое…

— мне от белого нехорошо…

— как скажете, а вообще-то, не следует слишком уж обращать внимание на погоду…

— вы думаете, станет прохладнее, когда пойдет дождь?

— дождь будет завтра… сегодня — вряд ли…

— наверное поэтому такое напряжение…

— вот, пожалуйста, мадам, ваше вино… вы не сказали точно, какое именно, но я налил вам самого лучшего, уверяю вас…

— бокал хрустальный…

— как слеза…

молодой человек улыбнулся, вероятно, уверен в своем остроумии, косая челка закрывает ему глаза, так и хочется ее убрать, но моя единственная рука уже занята, вцепилась в тонкую ножку бокала, а дотронуться перевязанной рукой как-то неудобно… так что его глаза остались скрытыми… я сделала глоток…

— и что дальше?

он не услышал, наливал следующий бокал — какому-то господину, а дальше — разумеется, головокружение… тонкая слизистая оболочка внутренней части черепа, паутина, сотканная влажным секретом… просто я целый день не ела, вот и обед пропустила, мои ноги вполне могут заплестись, и я споткнусь на паркете…

и чего ради?

… чтобы написать несколько «О» левой рукой, такое напряжение… а нужен только отдых: ничто, ничтожество и нищета… ОК, и слабость… доктор, я так напряжена…