Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море

— внимание… дамы и господа, дамы… треск… это важно… треск… прийти лично, но он лично почти… треск… наличным звуком и образом… треск… мы покажем на экране… треск… лицом к лицу… голос… треск пока рабочие установят оборудование, нечто приятное, дамы…

треск,

раздался оглушительный свист, поднялся шум, сестра Лара, остановившись, смущенно оглядела зал и убрала микрофон обратно под крышку рояля,

— явно не получается, вечно у нас проблемы с техникой, внимание…

сказала она, но, вероятно, и этих слов никто не услышал, у нее довольно гнусавый и ужасно тихий голос, есть люди с такими голосовыми связками, у них слова как бы возвращаются обратно в горло, даже в шаге от нее я с трудом поняла… кто-то все же будет играть на рояле — кто? будут исполнены отрывки из разных произведений, вы сможете и потанцевать, дамы и господа, какой-то господин Дени, какой еще Дени? может быть, Денди, но если Денди, он не был бы господином… нет, господин… она рассказала о его карьере, о множестве цветов, но потом ее голос взмыл фальцетом, и совсем четко прозвучало:

— господин Дени так легко приходит в воодушевление, не правда ли, господин Дени, вы воодушевитесь и сейчас…

и рядом с сестрой Ларой возник старик… так это он будет играть? а он и в самом деле похож на «денди» в этом своем вишневом костюме, жабо под его шейкой выглядит слишком уж воодушевленно, как, впрочем, ему и полагается, он почти оттолкнул сестру Лару, улыбаясь своими блестящими зубами, сделал три поклона на три стороны, что заставило кого-то из стоящих впереди зааплодировать, другие, однако, постарались прикрыть рты ладонями, чтобы скрыть смех, в зале зашумели, задвигались, только рабочие из обслуги не обратили внимания на эти поклоны и вместо того, чтобы присоединиться к публике, стали открывать свои сумки в стороне от рояля, явно, у них было какое-то важное дело, но какое именно — я не поняла, речь сестры Лары была неполной, кое-что требовало дополнительных разъяснений, мисс Вера тоже разволновалась вместе с залом и снова тронула меня за плечо, прошептав на ухо я буду петь, кто-то должен меня объявить… но в этот момент старик с трудом дотянулся до крышки рояля и открыл ее полностью, подперев штицем, с откинутой крышкой рояль неожиданно стал большим, как-то вырос, и все поняли, что им предстоит, ваши аплодисменты, дамы и господа, ваши аплодисменты, старик, наконец-то, сделал тот заветный шаг к кожаному стулу, который так хотела сделать я, и сел, его ноги едва доставали до педалей, он потянулся подкрутить винт, чтобы опустить сиденье, но тогда его руки будут слишком низко, подумала я, очевидно, это понял и он, потому что только сдвинулся немного вперед, для опоры, включил лампочку над пюпитром, клавиатура осветилась, клавиши заблестели, совсем белые, совсем черные, и… поднял руки…

Первый аккорд прозвучал, точнее — прогремел, старик мгновенно вскочил, чтобы убрать микрофон, забытый на струнах, нажал какую-то кнопку, дунул, микрофон не отозвался, и старик небрежно опустил его на пол… снова сел, вытянул вперед свои костлявые руки, очень крупные… и буквально бросился на клавиши

What a wonderful world…
What a wonderful world…
What a wonderful world…

улыбки расплылись на губах, люди в зале стали тихонько подпевать, раздались возгласы о, как это мило, как неожиданно! шелк зашелестел… я не ожидала, уверенная, что будет исполнен какой-нибудь вальс, но, вероятно, так надо, да и он, возможно, был когда-то пианистом в кабаре, где ж еще? И what a wonderful world полилось со всех сторон вместе с воспоминаниями о синем небе, облаках и о розах по обе стороны барной стойки… музыка влечет к себе, как бабочка, устремившаяся к галстуку-бабочке, сплетает тела, словно слова, в звучащие сети, и все начинают подходить к роялю, идут ко мне,

разумеется, не к ней,