Димитрий (СИ)

         Неудачную четырехмесячную осаду сняли. Царские воеводы  уступали, разбегались или объявляли себя за Димитрия. Князь Иван Хворостинин, поочередно присягавший Годунову, Димитрию и Шуйскому, объявил о неподчинении  последнему. Под хоругви Болотникова перебежало пятнадцать тысяч царских конников и стрельцов и около ста немцев.

         2 декабря Болотников, опустошив Коломну, стоял  в Коломенском. На счастье Шуйского в стане мятежников явилось раздвоение. Новые воеводы, избранные городами, не признавали верховенства холопа. Упрямились, требовали от него и правой руки – Истомы Пашкова, бывшего веневского сотника, привести и показать Димитрия, именем которого побеждают. Братья Ляпуновы первые бежали сидеть за одним столом с бродягами да смердами, ныне вольными казаками. За Ляпуновыми подались все рязанцы. Шуйский принял их в Кремле, простил. Прокопий Ляпунов получил думного дворянина.

         Девятнадцатилетний Скопин – Шуйский, на седьмой воде кисель - родственник Василия, смело выехал с царским войском против несчетного ворога. Успешно рассеял. Пленных было столько, что не нашли места в темницах. Топили в Москве –реке, запихивая баграми под лед.

         Шаховской, видя неудачу Димитрия, призвал спустившегося к Царицыну Лжепетра. Тот, зарезавший московского посла в Персию князя Ромодановского и посадивший на кол царицынского воеводу Акинфиева, зимовал на Дону. Лжепетр с донскими и терскими казаками приехал с Дона в Путивль, где был с честью принят в качестве Богом спасенного племянника и наместника Димитрия в его отсутствие.

         Лжепетр немедля казнил знатных путивльских узников: рязанских воевод, думного мужа Сабурова, князя Приимкова – Ростовского, начальника города Борисова, князя Бахтеярова. Дочь последнего Лжепетр взял в наложницы. Лжепетр писал в Краков, требуя польской помощи на освобождение Мнишека с дочерью, других ляхов. Сигизмунд выжидал.

         Напрасно царица – инокиня Марфа рассылала письма по России, где свидетельствовала, что собственными глазами видела убиение сына в Угличе и Лжедимитрия в Москве. Одни ляхи и злодеи утверждают противное. Великодушный царь Василий дает слово покрыть милосердием вину возмущения. Не токма возмущенные, но и сами возмутители могут жить мирно в домах своих, явив искреннее раскаяние. Марфа слала мятежникам брата боярина Григория Нагого и святой образ Димитрия. Да узрят крамольники ангельский образ сына, устыдятся, охланут. Патриарх Гермоген готовил причащение отрока к лику святых, раз у нетленных останков исцелялись.

         Шаховской и те, что с ним, не слушали. Григория Нагого не принимали. Единожды признавшей сына, отказывавшейся  Марфе  более не верили. Почитали ее умиротворяющие крики Василием Шуйским вынужденными. Шаховской вел на Россию Украину, прикладывая к грамотам Лжепетра государственную печать, украденную им во время свержения Димитрия.

         На всякого мудреца довольно простоты: на будущий год Шаховской слил мятежные силы в Туле. Шуйский, сам во главе войска, окружил город. Муромец Мешок Кравков подсказал запрудить реку Упу.  Тулу наводнили. Речные волны подмывали постройки, топили припасы, заставляли коней плавать, людей сидеть по пояс в воде. Осажденные, сломленные потопом и голодом, сдались. Болотникову и другим обещали пощаду. Лжевоевода и лжеплемянник выехали, торжественно, будто первые люди, сложив оружие к ногам царя.  Болотникова с Илейкой     тут же схватили. Лжепетра повесили на Серпуховской дороге близ Данилова монастыря.  Болотникову выкололи глаза, потом утопили в Каргополе вместе с атаманом Федором Нагибой. Князьям Телятевским и Шаховскому сохранили жизнь. Шаховского сослали в каменную пустыню Кубенского озера, предателя Фидлера – в Сибирь.

         Василий Шуйский праздновал падение Тулы, как Иоанн – взятие Казани. Пышность не затмила новой беды. В Стародубе объявился настоящий    Димитрий. Настоящий – значит, умный, расчетливый, про кого нельзя утверждать с уверенностью, что он Молчанов. Человек, способный править, но без рода и фамилии. Тот, о котором молили Шаховской и Болотников, - способный руководитель движения.

         Василий Шуйский, закрывшийся в спальне с молодой женой Буйносовой, не выходивший сутками, словно до бабьей плоти дорвавшийся, содрогнулся от занесенного проклятия. Последыш Годунова должен был кончить, как он. Насмешкой звучали приносимые царю донесения, что в Астрахани провозгласил себя наместниками царевич Август, лжесын Иоанна Грозного от Анны Колтовской, и того лжеплемянник – царевич Лаврентий, от лжесемени убиенного Ивана Ивановича. Гораздо плодоноснее была память Феодора Иоанновича, кроме упомянутого Лжепетра, он лжепородил восемь лжецаревичей, наводнивших Украйну: Федора, Ерофея, Клементия, Савелия, Семена, Василия, Гаврилу и Мартына. Все они стеклись к Димитрию II, главному.