Димитров

«Мои дорогие мама и сестра! Я всегда гордился нашей матерью, благородным ее характером, стойкостью и самоотверженной любовью, и сейчас еще больше горжусь ею… Само собой разумеется, что я, «подобно апостолу Павлу», как пишет мама, буду нести свой крест с необходимым мужеством, терпением и стойкостью. Только не подвело бы здоровье — все остальное будет хорошо! От Лены я еще не получил ответа на мое письмо. Не знаю также, что случилось с Любой. По сообщению, полученному незадолго до моего ареста, бедняжка при смерти. Вы хорошо знаете, что означала бы для меня эта потеря. Это было бы величайшей потерей и самым большим ударом за всю мою жизнь…»

Удар этот Димитров получил 27 мая 1933 года — Любица Ивошевич умерла в Москве, вдали от своего друга. Он узнал об этом из письма, полученного с большим опозданием[32].

Теперь самой близкой к сердцу его оставалась только мать. И он не переставал писать ей:

«Дорогая, любимая мама!

…Сообщение болгарских газет о том, что Лена и Лиза выехали в Германию по моему делу, меня очень удивило. Я не имел понятия об этом… Обе последние посылки (с сыром) я не мог получить, ибо, как я уже писал вам, в тюрьме не разрешается выдавать продукты, полученные из-за границы… Пиши мне, прошу тебя, чаще. Горячие приветы всем домашним, особенно Лине, Стефану, Любе и Любчо. Тебе, моя милая мама, тысячу поцелуев. Твой сын Георгий».

Письма, которые он получал, хотя и с большими задержками и лишь после тюремной цензуры, напоминали ему о мире, от которого он был оторван насильственно. Но мир жизни смелой, жизни, полной борьбы, не забывал своего друга и своего сына. Это наполняло Димитрова верой в близкую победу, а иногда уносило в прекрасные мечты. Склонившись над столом, он закрывал книгу и уходил <в воспоминания о Болгарии, Вене, Москве. Придется ли еще побывать в этих краях? Будет ли он опять среди близких и друзей?

В том мире жили люди — сотни, миллионы людей, которых он должен быть достоин. Люди, которые не должны краснеть за него. Люди, перед которыми он должен высоко пронести все то, что ему доверил рабочий класс.

ВОЗМУЩЕННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО

Каждое утро рабочие Москвы спешили просмотреть газеты. Как и рабочие Парижа, Лондона, Нью-Йорка, Рима, Праги, Варшавы, Будапешта, Белграда, Софии. Рабочие мира! И не только рабочие, но и крестьяне, интеллигенция — все люди мира с напряжением ждали начала большого процесса, который затеяли гитлеровцы.

Видные писатели, ученые, юристы, политики — люди мировой совести поднимали голос в защиту плененных гитлеровцами борцов. Имена Димитрова и Торглера не сходили со страниц печати. В Париже был создан комитет в защиту подсудимых. В городах Европы устраивались грандиозные митинги, на которых выступали известные миру деятели.

В то время мать Димитрова жила в маленьком горном городке Самокове с дочерью Магдалиной. Парашкева Димитрова потеряла уже троих сыновей: Костадина, Николая и Тодора. Смерть готовилась похитить и четвертого ее сына.

Болгарские газеты мало писали о том, что происходит там, где ее сын. Но из писем, которые она получала, она видела, что надо и ей что-то предпринимать. Грешно, думала она, оставаться здесь, в тишине и покое, когда ее сын, а вместе с ним и весь свет поднялись на борьбу против озверелых фашистов. И она сказала дочери:

— Магдалина, собирайся, поедем в Германию.

Магдалина не возразила. Она только высказала сомнение:

— Пустят ли нас, мама?

— Будем ходить, будем хлопотать, пока пустят… Нельзя сидеть сложа руки. Будем требовать, пока не надоедим им…

Партия поддержала Парашкеву Димитрову в ее желании поехать в Берлин.

Решено — сделано. В одно утро из Самокова направилась в Софию старая, согбенная горем женщина в черной одежде. Прибыв в Софию, она тотчас пошла в германское посольство просить визу. Чиновник, лишь услышав ее фамилию, не дал ей переступить и порога посольства. Тогда Парашкева пошла в полицию, но и там ей сказали:

— Куда тебе, бабка, в Германию? Потеряешься там. Даже говорить по-немецки не можешь.

— Могу ли я по-немецки говорить или нет, это дело не ваше. Я хочу ехать к сыну.

— Откуда возьмешь столько денег? Дорого обойдется поездка в Германию, — отговаривали полицейские чиновники.

— Найду. Вы мне только дайте документы.

С большим трудом Парашкева и Магдалина добились паспорта во Францию. В одно прекрасное утро они отправились в далекий путь.

Париж. Вот он какой, Париж!

Зал «Ваграм» переполнен. Тут собрались тысячи парижан, чтобы послушать, что скажет прибывший с Корсики известный адвокат Моро-Джиаффери об этом «неслыханном юридическом скандале».

На трибуне невысокий полный корсиканец. Микрофон торчит над его головой, но Джиаффери справился с этим неудобством, повысив голос.

— Фашизм угрожает всему миру, — говорил Моро-Джиаффери. — Фашизм несет войну, отбрасывает мир в средневековье. Фашизм не гнушается никакими средствами на пути к власти. Гитлеровские палачи использовали психопата Ван дер Люббе в целях своей подлой провокации…