У нас нет данных о том, когда Константин, бежав от двора Галерия летом 305 года, встретил мать. Логично предположить, что, будучи провозглашен императором 25 июля 306 года, он пригласил ее ко двору[322]
. До получения ею титула августы в 324/325 гг. оставалось немало времени, а до того положение Елены неясно. На основании фессалоникийской чеканки 318–319 гг. с портретом некой Елены и легендой «Helena Nobilissima Femina»[323] исследователи[324] предполагают, что она получила от сына этот титул. Однако высказывалось мнение, что чеканка была посвящена жене цезаря Криспа, также Елене[325]. Вопрос вряд ли возможно решить на основании только одного этого источника; признаем, что у нас нет надежных свидетельств того титула, которым пользовалась Елена в ранний период правления своего сына. Примечательно, что она ни разу не упоминается в панегириках (в то время как отсылки к образу отца Константина, императора Констанция Хлора, нередки); о ней молчат Лактанций, Евсевий в своей «Церковной истории», Праксагор, т. е. вся современная интересующему нас периоду традиция. Едва ли не единственное обстоятельное сообщение о ее деятельности в это время сводится к краткому отрывку из письма императора Юлиана к коринфянам (в изложении Либания): «"У меня к вам (жителям КоринфаОдной из важнейших резиденций Константина в «западный» период его правления была Августа Треверов, с которой средневековая западная традиция прочно связывает Елену[330]
. Эти данные мало что дают для понимания статуса Елены при дворе Константина. Скорее, их следует воспринимать в качестве стремления позднейших авторов заполнить лакуны в жизнеописании Елены. Больший интерес представляют две камеи этого периода, изображающие семью императора Константина Великого[331]. Первая камея, т. н. Gemma Constantiniana (ок. 312–315 гг.[332]), изображает сцену триумфа императора Константина, который (в образе Юпитера) едет на колеснице в сопровождении двух женщин и мальчика (очевидно, Криспа[333]). Колесницу сопровождают два кентавра и парящая Виктория с лавровым венцом в руках. Константин смотрит в глаза обнимаемой им левой рукой женщины (очевидно, что это Фауста), а за его правым плечом представлена другая женщина, в которой следует видеть Елену. Своей рукой она приобнимет сына, одновременно повторяя жест Фаусты, указывая на мальчика. Вторая гемма, т. н. Ada Cameo (316–324 гг.[334]), изображает императорскую семью статично, без каких-либо сцен: пожилая женщина (Елена), крупное изображение мужчины (Константин), голова маленького ребенка (Константин-мл.), крупное изображение женщины (Фауста), юноша (Крисп). На обеих камеях больший акцент сделан на женщине, которая идентифицируется как Фауста. Это можно объяснить тем, что в период борьбы за власть Константин, следовавший принципам династизма, был заинтересован в рождении его супругой порфирородных сыновей (на второй камее в центре изображен как раз ее сын – Константин-мл.). В отличие от Фаусты Елена уже выполнила свою задачу – дала государству императора, однако показателен факт ее присутствия в обоих случаях за правым плечом сына: мать находится при сыне и поддерживает его начинания.