Династическая политика императора Константина Великого

Констанций, согласно Аврелию Виктору, получил «знаки достоинства цезаря» (De caes. 41.10) сразу после разгрома Лициния. Письменные источники датируют провозглашение 8 ноября 324 года, однако данные нумизматики свидетельствуют о том, что титул был определен ему еще в июле/августе того же года[484], т. е. до разгрома Лициния, но уже в ходе противостояния с ним. О. Зеек полагает, что официальное провозглашение имело место в Никомедии[485]. Не вдаваясь в подробности перемещения Константина по территории империи, отметим, что после покорения Лициния он должен был заняться знакомством с восточными областями империи, которые перешли под его контроль. Передача титула сына своего противника (Лициния-мл.) своему собственному сыну на этой территории выглядит вполне разумным шагом. С провозглашением Констанция цезарем две императорские линии (западная и восточная) соединились в пределах одной семьи. По данным нумизматики и эпиграфики полное имя молодого цезаря – Флавий Юлий Констанций[486]; выбор его очевиден – Евсевий называет его «украшенным именем деда», т. е. Констанция Хлором (Vita Const. IV.40). Выше мы отмечали, что оно привязывало к главной ветви правящего дома ветвь боковую – в лице брата Константина, Юлия Констанция[487]. Само провозглашение семилетнего Констанция отвечало потребностям конкретного политического момента – заместить низложенную императорскую династию фигурой (хотя бы декоративной) из своей семьи. Таким образом, Констанций, как и его старший брат Константин-мл., играл пока скорее декоративную роль.

В двадцатилетнюю годовщину своего правления (325/326 гг.) Константин оказался единоличным императором с тремя сыновьями-соправителями в ранге цезарей. Повторим удачную характеристику этой системы у Аврелия Виктора: «государство стало управляться властью одного [человека], дети же сохранили (liberis… retentantibus) титулы цезарей» (De caes. 41.10). Евтропий отмечает новаторство Константина – такого не было «никогда прежде» (Brev. X.6.2). Беспрецедентная ситуация триумвирата цезарей носила, однако, декоративный характер – количество цезарей никак не ограничивало власть единоличного августа, в качестве преемника которого рассматривался, как мы видели, Крисп. Однако резонен был вопрос о судьбе двух младших сыновей, у которых в 320–323 гг.[488] родился брат Констант. Еще более запутала ситуацию гибель Криспа в 326 году. С потерей первенца пятидесятилетний Константин лишился как самого перспективного наследника единовластия, так и потенциальной, предполагаемой исследователями, возможности построить стройную тетрархиальную систему из четырех императоров.

Описывая настроение Константина в этот период, Аврелий Виктор пишет, что император «увлек свой могучий дух (ingentem animum avocavit) основанием столицы, упорядочиванием религиозных дел, а также обновлениями в военной области» (De caes. 41.12). Грубо говоря, мы видим, что Константин, зайдя в тупик в своей династической политике, на время отвлекся от нее. Однако вопрос требовал своего разрешения, и в 333 году шестидесятилетний Константин вновь обращается к вопросу наследования, решив определить положение младшего сына – Константа.