Династические войны Средневековья

Приведенный фрагмент не только говорит в пользу того, что вышегородские торжества 1115 г. стали возможны в результате династического компромисса, оказавшегося на проверку весьма шатким, но также красноречиво свидетельствует о том, что киевский князь, пытавшийся навязать свою волю двоюродным братьям, поставив гробницы в специально устроенном им месте (под золотым шатром), считал попечение о них исключительно своей прерогативой. Этот инцидент неоднократно обсуждался исследователями, рассматривавшими его как проявление идейно-политического соперничества между сыном Всеволода и сыновьями Святослава[405]. Во время перенесения мощей Владимир сопровождал саркофаг с телом Бориса, а за саркофагом Глеба шел Давыд – следовательно, каждый из организаторов торжеств прежде всего отдавал предпочтение своему князю-покровителю. Интересную интерпретацию междукняжеской «распри» из-за размещения саркофагов, позволяющую перенести этот казус из политической в культурно-историческую плоскость, предложил М.Б. Свердлов, отметивший, что вариант, предложенный Святославичами, восходил к православной (византийской) традиции погребения (размещение гробницы на южной галерее хоров), а вариант, предложенный Владимиром Мономахом (размещение гробницы в центре храма), – к католической. По мнению исследователя, тот факт, что предстоятелем русской церкви в это время был грек Никифор, один из поборников антикатолической пропаганды, автор полемического «Послания о латинской вере» (адресованного как раз Владимиру Мономаху), способствовал тому, что отклонение предложения киевского князя при жеребьевке было предрешено, но это обстоятельство вряд ли имело принципиальное значение[406]. В дальнейшем Владимир Мономах продолжал покровительствовать Борисоглебскому культу. Как сообщает «Сказание о чудесах», по перенесении мощей в новую церковь он еще больше украсил святые гробницы: «Исковал серебряные пластины и святых на них изобразил и позолотил, ограду же оковал серебром и золотом, устроил позолоченные, с большими хрустальными подвесками, сверху покрытыми золотом, светильники, в которых всегда горели свечи»[407]. Эта информация находит подтверждение в Ипатьевском списке ПВЛ, где мы читаем: «Владимир же оковал раки серебром и золотом и украсил гробы их, также и своды оковал серебром и золотом, и поклоняются им люди, прося прощения грехов»[408].

В 1117 г. киевский князь заложил церковь князьям-мученикам на реке Альте – месте гибели Бориса. Здесь же 19 мая 1125 г. скончался и он сам[409]. Почитание страстотерпцев продолжалось и в Чернигове. Давыд Святославич возвел здесь церковь Бориса и Глеба (или, как считал М.Х. Алешковский, Глеба и Бориса)[410], где и был погребен в 1123 г. (до этого усыпальница черниговских князей находилась в основанной Мстиславом Тмутараканским церкви Святого Спаса)[411]. На Смядыни, где погиб св. Глеб, также был основан монастырь в честь князей-мучеников (Борисоглебский), который при случае мог служить и тюрьмой: в 1138 г. здесь некоторое время находился под стражей князь Святослав Ольгович, изгнанный из проявившего «вольность» Новгорода и захваченный жителями Смоленска[412]. В 1145 г. внук Владимира Мономаха Ростислав Мстиславич заложил на Смядыни каменную церковь Борису и Глебу. В Мгарском сборнике и Киевской минее XVII в. сохранился рассказ о том, что в 1177 г. в монастыре на Смядыне произошло исцеление двух князей – Мстислава и Ярополка Ростиславичей (правнуков Владимира Мономаха), которые после гибели в 1174 г. своего дяди Андрея Боголюбского претендовали на «владимиро-суздальское наследство», но потерпели поражение в борьбе с его младшим братом Всеволодом Большое Гнездо (1176–1212) и были ослеплены по настоянию жителей Владимира (в летописной версии, по решению победившего князя), а затем отпущены на свободу и прозрели в Смядынском монастыре[413]. Во время княжения в Смоленске сына Ростислава Мстиславича Давыда (1180–1197) на территории монастыря был возведен второй храм в честь св. Василия. В 1191 г. в Смядынь были перенесены из Вышгорода старые саркофаги Бориса и Глеба. Возможно, это могло быть связано с тем, что князь хотел превратить Смядынский монастырь в такой же религиозный центр, как Вышегород[414], где останки Бориса и Глеба сохранялись вплоть до монгольского нашествия 1240 г., во время которого были утрачены.

Братоубийство в династической борьбе на Руси XII–XVI вв.