Надо думать, что к «мятежу и крамоле», возникшим в сложившемся вакууме власти, оказались причастны не все «кияне», а только те, которые были недовольны экономической политикой Святополка. Этим радикально настроенным элементам киевского социума противостояли более умеренные слои населения, использовавшие обострение ситуации для воздействия на переяславского князя. На первый взгляд поступок киевлян может показаться беспрецедентным, но, если допустить, что Мономаху удалось предварительно урегулировать вопрос реализации своих прав на киевский стол с представителями старших ветвей, его вокняжение можно считать вполне законным, что косвенно подтверждает участие митрополита Никифора во встрече переяславского князя в Киеве. В то же время, несмотря на явное стремление Мономаха к лидерству среди русских князей, со страниц летописей в период его княжения исчезает упоминание о приоритете «старейшинства», актуальное для древнерусского историописания конца XI – начала XII в. Следовательно, даже заняв «стол отца и деда», Владимир Всеволодович не мог претендовать на генеалогический приоритет среди внуков Ярослава и использовать его в политических целях. Однако это молчание летописей и летописцев резко контрастирует с почитанием главного выразителя идеи «старейшинства» в исторической традиции того времени – св. Бориса. Не исключено, что в связи со сложившейся ситуацией новый киевский князь выступил и инициатором пересмотра летописи, составленной в Печерском монастыре в княжение Святополка, которое было возложено на Сильвестра, игумена Выдубицкого монастыря Св. Михаила. Как заметил С.Я. Сендерович, «если посмотреть на текст ПВЛ в целом, то в нем можно различить две крупные, примерно равные части: 1) от начала до смерти Владимира Святославича; 2) от мученичества Бориса и Глеба до начала княжения Владимира Мономаха включительно, которое отмечено вторым перенесением мощей этих святых». При этом он обратил внимание на то, что история предстает в ПВЛ «как повествование о процессе христианизации народа и о государственности как о процессе». В свою очередь «государственная проблема» в контексте ПВЛ – это проблема законности престолонаследия в Киеве, представленная таким образом, что власть на протяжении четырех поколений переходила от представителей старших княжеских ветвей, дискредитировавших себя тем или иным образом, к представителям младших[400]
. Вне сомнения, подчеркнуть подобную тенденцию было выгодно именно Владимиру Мономаху, который вскоре попытался упрочить киевское княжение за своей семьей, назначив преемником своего старшего сына Мстислава, переменившего в 1117 г. новгородский стол (который он занимал без малого 30 лет) на стол в Белгороде и сделавшегося фактическим соправителем Киевской земли.С 1113 г. покровительство Владимира Мономаха культу князей-мучеников приобрело официальный характер, хотя, как позволяют заключить источники, оно являлось следствием компромисса со Святославичами, достигнутого в результате долгих переговоров весной 1115 г. По свидетельству «Сказания о чудесах», «когда Владимир начал княжить над всей Русской землей, то надумал он перенести этих святых страстотерпцев в построенную церковь. И известил он об этом братьев своих, Давыда и Олега, которые и сами все время просили и убеждали Владимира перенести святых. Тогда Владимир собрал сыновей своих, и Давыд с Олегом также со своими сыновьями пришли в Вышгород, пришел и митрополит Никифор, собравший всех епископов: из Чернигова – Феоктиста, из Переяславля – Лазаря, Мину – из Полоцка, Даниила – из Юрьева; игумены все пришли: Прохор Печерский, Савва из монастыря Святого Спаса, Селивестр из монастыря Святого Михаила, Петр из монастыря Святой Богородицы Влахернской, Григорий из монастыря Святого Андрея, Феофил из монастыря Святого Димитрия, и все остальные преподобные игумены, и все епископы, и монахи, и церковнослужители, и священники пришли»[401]
.