Династия. Белая Кость

Взвизгнула сталь клинков. Серый воздух рассекли хлысты. Кто-то взвыл от боли, однако люди не расступались. Надзиратели пустили коней по кругу, в центре которого находились Лейза, Рэн и Айвиль. Нищая, оборванная толпа с криками и стонами отхлынула к краю поля.

– Сюда! Он здесь! – позвал наёмник.

Лейза хотела подойти к столбу поближе. Увидев блестящую в свете факела кучу дерьма под клеткой, остановилась и запрокинула голову.

– Повтори, что ты сказал, – велела она, глядя на вцепившиеся в прутья грязные руки.

Узник проговорил сквозь рыдания:

– Белая кость, пурпурная кровь, золотые крылья.

– Где ты это слышал?

– Вытащите меня отсюда, я вам всё расскажу.

– Спрашиваю последний раз. – В голосе Лейзы звучали металлические нотки. – Где ты это слышал?

Клетка заходила ходуном.

– Пожалуйста! Я умираю! Пожалуйста!

– Уходим, – произнесла Лейза и пошла прочь.

– Королева Эльва… Это она говорила.

Лейза застыла на месте и уставилась себе под ноги.

– Эти слова из стихотворения, – вымолвил заключённый, задыхаясь. – Королева иногда читала его вслух, а потом повторяла: «Белая кость, пурпурная кровь, золотые крылья». И плакала.

– Что это значит? – тихо спросил Рэн.

– Стихотворение твоего отца, – ответила Лейза и вернулась к клетке. – Ты был лично знаком с королевой?

– Я… лично… да. Очень лично и очень… близко.

Придя в замешательство, Рэн прочистил горло. До Дизарны доходили слухи о распущенности королевы. В то, что старуху облизывают мальчики, верилось с трудом. Оказывается, это правда.

– Она мне подарила сапоги. И камзол с соболиным воротником. И кинжал. Ещё подарила серебряный кубок. И бархатный жакет. У меня всё забрали. Сказали, что я это украл, и посадили сюда.

Лейза предприняла последнюю попытку уличить юношу во лжи:

– Это стихотворение она прочла в книге?

– Нет. Оно написано на листочке. Королева хранила его в тайнике.

– Где?

– Я и так много сказал, – донеслось из клетки. – Вытащите меня. Вы обещали!

Лейза посмотрела на Айвиля. Тот отрицательно покачал головой. Лейза приподнялась на носки, положила руки ему на плечи и прошептала, касаясь губами его уха:

– Он мне нужен. В долгу не останусь.

– Вы его получите, – заверил Айвиль. – Но не сейчас.

Лейза развернулась и направилась к холму.

– Это нечестно! – крикнул юноша, тряся клетку. – Вы мне обещали! Это нечестно! Ваша светлость! Миледи! Вернитесь!

Путники взошли на гребень холма, поднялись в сёдла и продолжили путь.

Стемнело. Поле Живых Мертвецов осталось позади. К дороге вплотную подступил лес. Выродки зажгли факелы. Рэн ехал рядом с матерью, тайком бросая на неё взгляды. Она никогда не говорила о тяге отца к сочинительству. Молчала и сейчас. Почему какое-то стихотворение взволновало её настолько, что она забыла об осторожности? Ведь на том поле собрались люди отнюдь не довольные своей жизнью. Воины искрошили бы их в куски. Напрасные и невинные жертвы сейчас никому не нужны.

– Прошение о помиловании, – проговорил Айвиль, держась возле Лейзы.

Она кивнула и обратилась к Рэну:

– Когда твоего отца заточили в Башню Изменников, ему разрешили написать прошение о помиловании. Он написал стихотворение.

– Его зачитали на суде, – добавил Айвиль.

– Меня на суд не пустили, – продолжила Лейза. – Я находилась под домашним арестом. Мне потом рассказали, что в прошении говорилось о белой кости, пурпурной крови и золотых крыльях.

– Не прошение, а угроза, – тихо заметил Айвиль. – Во всяком случае, так показалось мне и моему отцу.

Лейза со стоном выдохнула:

– Я просила отдать мне стихотворение. Хотела сохранить как память. А мне сказали, что его выбросили. Получается, обманули.

– Если эта бумага сохранилась, вы её получите, – пообещал Айвиль и натянул поводья. – Миледи! Стойте на месте!

Путь загораживала телега. Впряжённая в неё лошадь дрожала так сильно, что оглобли ходили ходуном. На дороге лежали, утопая в грязи, тела. Вокруг валялись тряпки, втоптанные в чёрное месиво. Видимо, люди ехали на поле Живых Мертвецов, а их ограбили и убили.

Рэн спрыгнул с коня, забрал у Выродка факел и склонился над молодой женщиной. Бледное лицо и застывшие глаза, устремлённые в небо. Горло перерезано, одежда залита кровью. В пяти шагах от неё лежала маленькая девочка, уткнувшись лицом в землю. Ей воткнули нож в спину. Нож забрали; о ширине клинка подсказал разрез на стёганой кофте. Рэн присмотрелся к следам. Девочка умерла не сразу, барахталась и ползла к матери. Из-под телеги торчали босые мужицкие ноги. Рядом стояли сапоги и валялись продырявленные башмаки.

Рэн выпрямил спину и заметил мешок, кем-то оброненный между кустами.

– Они не успели далеко уйти. Найдите их!

Сотня Выродков ринулась в лес, и всё вокруг наполнилось звуками: кони всхрапывали, кольчуги звенели, ветки трещали.

Чувствуя на себе взгляды Айвиля и Лейзы, Рэн всматривался в темноту. Если бы горы находились рядом, он бы попросил горных духов обратиться в камни и преградить убийцам дорогу. Но вокруг только грязь, лес и небо.

Шум отдалился и стал еле слышен.

– Довезём их до ближайшей деревни, – проговорил Рэн. – Крестьяне о них позаботятся.