Династия Дунканов

— Спасибо вам еще раз, — сказала я и закрыла глаза, когда огромная усталость навалилась на меня. Я слышала, как он закрывает дверь, и потом погрузилась в тяжелый сон — чрезмерная усталость и горе опустошили меня, сделав слабой и беспомощной.

II

Новый Орлеан по сравнению с Сент-Луисом был бедламом, исполненным неразберихи и шума, но куда более красочным. Даже в моем глубоком горе я осознавала, что здешние темп жизни и краски очень смягчают мою печаль.

Мистер Бреннан обеспечил меня вполне хорошим комплектом одежды. Она была впору, но видывала и лучшие дни, а потому у меня был не тот облик, какой я надеялась иметь при первой встрече с этим городом.

Улицы являли собой дикую суматоху телег, экипажей, величественных карет с величественными леди, кабриолетов, кативших с бешеной скоростью, мужчин верхом, влетавших в самую гущу движения и вылетавших из нее, а само движение казалось совершенно беспорядочным. Каждый ехал куда вздумается.

Посреди этой неразберихи медленно двигались тележки с товаром, а уличные торговцы выкрикивали названия своих товаров. На пристани уцелевших пассажиров приветствовала большая толпа, но она лишь стояла вокруг, пока бедняги с пакетбота высматривали друзей или родственников.

Мистер Бреннан привел меня на более спокойный участок пристани, и мы нашли для отдыха деревянную скамью.

— Полагаю, теперь вы найдете родственника, о котором говорили, — сказал он.

— Да, надо, ведь мне нужно устраивать свои дела и найти какое-то занятие.

— Без сомнения, вам помогут. У меня назначено несколько встреч, на которые я должен пойти. Я не хотел бы оставлять вас.

— Мистер Бреннан, вы уже столько сделали для меня, что я ни при каких обстоятельствах ни о чем больше не могла бы просить вас. Если я чего-то желаю, так того, чтобы вы, дирижируя вашим оркестром, имели шумный успех. А если я буду здесь, то скорее всего тоже буду в зале и стану аплодировать громче всех, я надеюсь.

— Мне никак не увидеться с вами снова, если я не буду знать, где вы.

— Правду сказать, я сама не уверена. Моего родственника зовут Клод Дункан. Понятия не имею, где он живет и чем занимается. Наверно, было бы лучше, если бы я нашла вас.

— Значит, вы хотите снова увидеть меня, Джена?

— Как же я могу не хотеть после всего, что вы для меня сделали? Конечно, я хочу снова вас увидеть.

— О, хорошо! Я стану хлопотать о месте дирижера в опере и буду во Французском Опера Хаус. Там вы сможете точно узнать, где я остановился.

Я поднялась и подала ему руку.

— Знаю, что у вас дела и вам надо идти. Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Уверена, что обо мне позаботятся, пока все не уладится.

Он взял мою руку своими обеими.

— Скорблю о ваших родителях, — сказал он. — Молюсь о том, чтобы вы скорее пережили эту утрату, хотя, знаю, это будет нелегко. Я буду очень ждать новой встречи с вами, и как можно скорее.

— Благодарю вас… Дэвид, — я назвала его по имени. — А теперь, пожалуйста, идите.

Улыбнувшись, он повернулся и ушел. Я подождала, пока он не скроется из виду, поглощенный толпой на пристани. Лишь тогда я направилась к группе людей, собравшихся под грубо выполненной надписью, указывающей, что здесь занимаются уцелевшими пассажирами без денег и родственников.

Дородный потный мужчина записал мое имя и сообщил, что, поскольку у меня нет ни денег, ни жилья, мне сразу следует обратиться к судье по наследственным делам и утверждению завещаний. Он дал мне несколько монет, каких-то странных, называвшихся пикаджунами. Он также объяснил, как пройти к зданию, где я найду судью.

Я отправилась по людным улицам, уворачиваясь от разнообразного движущегося транспорта и чувствуя себя слегка сбитой с толку всей этой суетой. Я пересекла площадь, по сторонам которой группами сидели женщины, маленькие негритята выплясывали джигу, выпрашивая монетки, торговцы продавали напиток из наколотого льда с отвратительно сладким сиропом. Я потратила несколько своих пикаджунов на чашку этого напитка, но он оказался совершенно безвкусным, хотя и освежил горло.

Я, которая никогда не знала, что значит быть одной и полагаться целиком на себя самое, нашла этот опыт совсем нерадостным. Мне было страшно, я не была уверена в себе в моем глубоком горе, притаившемся на задворках сознания, — горе, сосредоточиться на котором у меня не было ни времени, ни возможности. У меня даже не было времени осознать потерю родителей.

Я обнаружила, что моим пунктом назначения было красное кирпичное двухэтажное здание, в котором я должна была узнать, как пройти к судье Ламонту. Там я увидела других людей, находившихся в таком же положении и тоже пришедших сюда. Все они горевали или были смертельно напуганы тем, что вынуждены просить у города средств к существованию.

Я терпеливо ждала. Мне не оставалось ничего иного. Я думала, что надо бы попробовать отыскать Клода Дункана, но, ничего не зная ни о нем, ни о его семье, мне не хотелось полагаться на его помощь.

Сначала лучше посмотреть, нельзя ли каким-то образом выжить здесь, сохранив независимость.