Читаем Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма полностью

Еще один неясный вопрос, касающийся птолемеевской системы званий, — это ее происхождение. Возникла ли она в старом македонском царстве, где царей сопровождали «друзья» и «спутники»? Или заимствована из местных традиций Египта, сохранившихся в памяти жрецов и писцов, так как титул «друг» (smīru) или «царский родич» (sūtenrekh) издавна жаловался лицам, занимавшим высокое положение на службе у фараона?[549] Или, как думал Штрак, она пришла из селевкидского двора, когда Клеопатра Сирийская стала царицей Египта, а Селевкиды, в свою очередь, переняли ее от прежней Персидской империи?[550] В общем, я думаю, что невозможно делать выводы на основании сходства званий и титулов, существовавших при разных дворах, ибо монархический режим сам по себе приводит к возникновению определенных должностей и званий, которые естественным образом в разных местах называются одними и теми же словами. У каждого царя есть личная гвардия и советники, и те, кто связан с ним личными узами, его доверенные лица, естественно, называются его «друзьями». На основании этих общих черт нельзя утверждать, что один двор заимствовал их у другого. Мало что свидетельствует в пользу мнения, что египетская система заимствована у Селевкидов. Нам практически ничего не известно о селевкидском дворе, и хотя, как уже говорилось выше, у нас действительно есть сведения о тамошних званиях, похожих на птолемеевские, они появляются уже после Антиоха III; кажется более вероятным, что два великих македонских двора в Сирии и Египте развивались одинаково по мере того, как менялась мировая обстановка, чем копировали друг друга.

Третий вопрос — почему это нововведение появилось при Епифане. Вилькен считает, что его целью было «крепче привязать к царю преданных людей после периода смуты»[551]. Магаффи выдвинул теорию, согласно которой его целью было получение дохода, так как полагал, что двор продавал звания за деньги. Такой вывод он сделал из истории, рассказанной о Епифане Порфирием (в передаче Иеронима). Когда Птолемей обсуждал планы новой войны с Селевком IV, один из вельмож спросил его, откуда он возьмет на нее деньги, и Птолемей ответил, и эту фразу также приписывают Александру Македонскому, что его богатство — в его друзьях. В том виде, в каком историю передает Порфирий, она совсем не означает, что Птолемей собрал средства с продажи титулов, так как дальше в ней говорится следующее. Вельможи поняли царский ответ в том смысле, что царь намерен взять большие пожертвования на войну у приближенных ко двору богачей, и вследствие этого, когда о фразе стало известно, вельможи составили заговор против царя и отравили его. В действительности нет никаких подтверждений гипотезы Магаффи.

По всей вероятности, египетский двор и правительство в конце правления Епифана действительно страдали от недостатка денег. Египет по-прежнему обладал несметными богатствами по сравнению с другими странами, и торговля между Средиземноморьем и Индийским океаном, проходившая через Александрию, должна была по-прежнему приносить большие доходы в царскую казну. Но доходы Птолемеев только что серьезно сократились из-за потери Келесирии и владений в Малой Азии и Фракии, а масштаб расходов, в том числе на строительство храмов и другие пожертвования египетской религии, разумеется, был рассчитан в соответствии с предыдущим уровнем доходов. Пока финансовая система приспосабливалась к новому положению вещей, Египет вполне мог иметь некоторые временные затруднения, особенно если в то же время ему пришлось готовиться к новой войне.

Третье новшество, относящееся к царствованию Епифана, безусловно, связано с духом национального восстания, витавшим в Верхнем Египте. Отныне правитель (стратег) Фиванского нома был приравнен к наместнику царя, и его власть простиралась на весь Верхний Египет. Человека, занимавшего этот пост, обычно называли эпи-стратегом — это звание, как известно, впервые упоминается в надписи, датированной последними годами жизни Епифана[552], — однако оно использовалось не всегда: при Эвергете II Паос и Лохус всегда названы в письменных источниках просто «стратегами Фиваиды», хотя, по всей видимости, осуществляли полномочия эпистратегов. В текстах говорится о некоем человеке, жившем при Эвергете II, который называется стратегом-автократором Фиваиды[553]. В правление Сотера II пост эпистратега занимал Фомм, носивший титул «сородич», хотя, судя по его имени, он явно египтянин.

Глава 9

Птолемей VI Филометор

(181–145 годы до н. э.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки древнего Египта

Строительство и архитектура в Древнем Египте
Строительство и архитектура в Древнем Египте

Авторы этой книги впервые рассказывают о методах строительства и особенностях архитектуры Древнего Египта, основываясь на реальных законах строительной практики и достижениях человеческого разума. Приводят подробную характеристику древнейших способов добычи и транспортировки камня, заложения фундаментов, создания лестниц и колонн, обтесывания и укладки блоков, возведения и облицовки пирамид, создания настенных рельефов и росписей. Помимо этого они дают читателям уникальную возможность ознакомиться с принципами и приемами судостроения времен фараонов, которые в литературе практически не описаны.Более 200 фотографий, схем и рисунков помогают воссоздать яркую картину древнего монументального зодчества и делают книгу неоценимым подспорьем для всех, кто изучает Древний Египет, а также историю строительства и архитектуры.

Рекс Энгельбах , Сомерс Кларк

Искусство и Дизайн / История / Прочее / Техника / Архитектура

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное