Читаем Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма полностью

В указе 118 года до н. э. содержатся положения, которые должны были защитить египтян или некоторые их категории от притеснений со стороны царских чиновников и обеспечить египетским жрецам возможность пользоваться полученными привилегиями. Но такие положения вполне могли быть продиктованы необходимостью как-то примирить местных жителей с вновь установленным порядком, а не какой-то систематической политикой в пользу египтян. Верно, что со времен Филопатора местный элемент в Египте постепенно набирал силу и прокладывал себе дорогу к высоким бюрократическим должностям. Но это сравнительное возвышение египтян, по всей видимости, объясняется естественными процессами, а не сознательной политикой царей. Конечно, по мере того, как возрастало влияние туземцев, все более настоятельной становилась необходимость умиротворять их, устранять злоупотребления, которые вызывали сильнейший гнев, расширять привилегии храмов и так далее. Но я не вижу никаких причин ни для заявления Магаффи, писавшего, будто политика Эвергета II, направленная на слияние греков с туземцами, была разумной и милосердной[632]; или для того, чтобы считать правильным мнение о том, что он вообще проводил такую политику.

Конечно, любовь Юстина к красному словцу в ущерб правде толкает современного читателя к тому, чтобы согласиться с противоположным мнением. Однако есть ли хоть одна причина отрицать, что в Александрии после возвращения Эвергета в 145 году до н. э. царил террор? Одно из прозвищ Эвергета — Какергат[633]. Его не назвали бы так без всяких оснований. Магаффи считал приписанные ему преступления слишком чудовищными, чтобы можно было в них поверить. Но, может быть, современный автор склонен судить, на что способна человеческая натура, по людям, которых видит в нынешнем западном обществе. В других условиях человеческая натура может принять такую форму, в которой моральные запреты, такие важные для нас, перестают существовать. Я хочу спросить любого, кому хорошо известно, что происходило во дворцах индийских раджей вплоть до недавних времен, найдет ли он что-нибудь невероятное в историях о Птолемее VII? Или, быть может, лучше провести параллель с княжескими дворами Индии XV и XVI веков. Мы видим, как высокий уровень литературной и художественной культуры, острый ум и практическая хватка идут рука об руку с нравственным уродством, вполне сравнимым с тем, о котором рассказывают, говоря о династии Птолемеев. Если Эвергет II был умелым хозяйственником — а он вполне мог им быть, насколько мы можем судить, — нужно представить его себе как человека, похожего на итальянского правителя эпохи Возрождения. Когда мы изучаем время правления поздних Птолемеев и Клеопатр, нам следует иметь в виду страшный разврат и кровожадность, которую живописуют такие елизаветинские драматурги, как Вебстер и Турнер, изображая жизнь этих кругов в современной им Италии. Рассказ о том, как Эвергет разрубает на куски собственного сына и посылает их матери в качестве подарка на день рождения, очень напоминает сюжет елизаветинской пьесы. И действительно, Спинелло, итальянский драматург эпохи Возрождения, счел, что эта тема прекрасно подходит для его пера, и вставил ее в пьесу «Клеопатра», которую опубликовал и посвятил епископу в 1540 году. Чтобы судить о том, что было возможно, а что нет в Александрии II и I веков до н. э., нам надо освободить разум от наслоений Лондона, Оксфорда и Дублина XX века[634].

В отношении Нижней Нубии Эвергет, как видно, придерживался политики брата и считал ее частью своего царства. В Дебоде найден наос из красного гранита, поставленный в храме от имени Эвергета, и еще один от имени Клеопатры[635]. В храме в Пселхисе (Дакка) Эвергет добавил пронаос, на котором по-гречески написано: «От лица царя Птолемея и царицы Клеопатры Сестры, Богов Благодетелей, и их детей, величайшему богу Гермесу, который также есть Паотпнуфис, и богам, почитающимся с ним в храме. Год 35-й»[636]. В нашем распоряжении имеется надпись пергамского Герода из Додекасхена, который еще командовал там в первые годы Эвергета: «От лица царя Птолемея и царицы Клеопатры Сестры, Богов Благодетелей, и их детей»[637]. Но теперь Герод уже получил повышение из диадохов в архисоматофилаки и стал называть себя не «Пергамским», а «Береникским», то есть он, вероятно, принадлежал к дему Птолемаиды, названному в честь Береники. Члены ассоциация, с которой был связан Герод, носят название баси-листов. В их списке большинство имен греческие, но встречаются и египетские.

Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки древнего Египта

Строительство и архитектура в Древнем Египте
Строительство и архитектура в Древнем Египте

Авторы этой книги впервые рассказывают о методах строительства и особенностях архитектуры Древнего Египта, основываясь на реальных законах строительной практики и достижениях человеческого разума. Приводят подробную характеристику древнейших способов добычи и транспортировки камня, заложения фундаментов, создания лестниц и колонн, обтесывания и укладки блоков, возведения и облицовки пирамид, создания настенных рельефов и росписей. Помимо этого они дают читателям уникальную возможность ознакомиться с принципами и приемами судостроения времен фараонов, которые в литературе практически не описаны.Более 200 фотографий, схем и рисунков помогают воссоздать яркую картину древнего монументального зодчества и делают книгу неоценимым подспорьем для всех, кто изучает Древний Египет, а также историю строительства и архитектуры.

Рекс Энгельбах , Сомерс Кларк

Искусство и Дизайн / История / Прочее / Техника / Архитектура

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное