Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма

«Крипты великого храма в Дендере, не законченные Лафиром (Сотер II. — Авт.) и Александром, были достроены Авлетом; в Коптосе он установил алтарь Хему, Исиде и Хеху; не один раз написал он свое имя в храмах Карнака (Фив); установил обшитые бронзой врата у великого пилона в Эдфу; расширил храм Филометора в Ком-Омбо и поставил свое имя на старых сооружениях на островах Филэ и Биггэ; по существу, его деятельность в этих храмах по большей части ограничилась поверхностными работами, отделкой старых построек. Такое впечатление, что он хотел прослыть храмостроителем, не беря на себя никаких существенных расходов» (М.).

В храме Дебода в Додекасхене есть наос, построенный для Авлета.

Глава 13 Клеопатра VI, Птолемей XII, Птолемей XIII, Птолемей XIV (51–30 годы до н. э.)

После смерти Птолемея в 51 году до н. э. Клеопатра VI, старшая из его оставшихся в живых дочерей, стала египетской царицей. На Клеопатре VI династии, основанной в Египте дальновидным македонским полководцем почти за триста лет до того, было суждено закончиться. Когда Клеопатра взошла на трон, казалось, что династия Птолемея находится на грани вымирания. Зависимые страны: Келесирия, Кирена, Кипр — утеряны; достоинство царского дома никогда еще не падало так низко: царь — лакей у римлян, Египет — почти римская провинция. Казалось, что через несколько лет династия Птолемеев иссякнет, подобно селевкидской. Но судьба решила так, что фортуна потомков Птолемея, прежде чем изменить им, напоследок сверкнула ярко и удивительно. Люди запомнят правление последней царицы лучше, чем какое-либо другое. Когда казалось, что все потеряно, наследники династии Птолемеев внезапно приобрели владения, простершиеся не только на утраченные земли предков, но и на обширные территории, которые и не снились Птолемею I, Птолемею II или Птолемею III. Эти цари, будучи мужчинами, в своей власти полагались на силу оружия; но теперь, когда военные силы Египта выглядели жалкими рядом с войсками Рима, египетская царица привнесла в борьбу силу совсем иного рода — чары пленительной женщины. Рим обладал огромным могуществом, и ни один царь Египта не мог даже надеяться, что ему удастся спасти гибнущее царство собственными силами, но царица Египта, обладая могуществом иного порядка, могла поистине превратить силу Рима в орудие своих стремлений. Ни в один другой момент истории влечение, которое женщина внушает мужчине, не становилось столь очевидно решающей силой на политическом и военном поле и не использовалось женщиной на фоне столкновений великих армий настолько сознательно для того, чтобы осуществить ее собственные имперские амбиции. И Клеопатра очень близко подошла к окончательному успеху.

Последняя из целой вереницы Клеопатр, Береник и Арсиной, сыгравших роль в истории, она имела семейное сходство с другими царицами и царевнами македонской крови — для нее была характерна та же не по годам развитая мужская целеустремленность, жажда власти, безжалостность в убийстве. Но нужно помнить, что Клеопатра VI, возможно, обладала и такими качествами, которых те, другие, не имели. Вероятно, она была лишь наполовину македонкой; другую половину она, похоже, унаследовала от бабки, любовницы Птолемея Сотера II, которая, как говорилось выше, скорее всего, была красивой и образованной дамой полусвета и гречанкой[696]. Если македонская кровь Клеопатры придала ей мужскую энергию и холодную жестокость, то кровь ее греческой бабки могла придать ей не только внешнее очарование, которое разжигало кровь в мужчинах, но и острый ум, покорявший их интеллект. Она обладала разнообразными способностями, которых можно ожидать от куртизанки, выбранной в фаворитки царя, и поражала современников, как нам рассказывают, способностью овладевать чужими языками (что греки делали очень редко) — не только египетским, языком ее туземных подданных, но и арамейским, древнееврейским, арабским, персидским, эфиопским, сомалийским. По словам Плутарха, она не отличалась исключительной красотой, но была чрезвычайно интересна, жива и привлекательна и умела оживить свою речь сладострастием, если нужно было очаровать грубого, властного римлянина.