Династия Романовых

По мнению И. Л. Андреева, «определение “Тишайший” сыграло престранную шутку с восприятием Алексея Михайловича потомками», которым «он представляется царем тихим, миролюбивым». «Между тем, – пишет далее историк, – благодушный Алексей Михайлович половину своего правления провоевал. “Отец его имел склонность к миру, но у этого царя все помыслы направлены к войне” – писали о нем иностранцы, в глазах которых Тишайший был воинственным правителем». В подтверждение этого Андреев ссылается на фонды Тайного приказа, где «сохранилось немало документов, свидетельствующих, что Алексей Михайлович занимался военными вопросами с большим старанием и охотой». «Чувствуется, что это ему нравилось и нравилось настолько, что именно его, а не Петра I следует признать “основоположником” фамильной страсти Романовых – любви к военному делу», – считает историк.

Да и как было Тишайшему не пристраститься к нему, если за более чем тридцатилетнее пребывание на троне ему не раз приходилось прибегать к силе оружия, чтобы усмирить российские провинции, подавить крупнейшие бунты и восстания внутри страны, противодействовать раскольникам, расширить территорию России и отразить враждебные посягательства соседних держав. Причем, в отличие от своего отца, Алексей лично принимал участие в военных походах, на три-четыре года покидая Москву.

Хорошо образованный, жадный до всего нового государь понимал необходимость такого реформирования страны, которое обеспечило бы ее сближение с европейскими государствами. И хотя все, что он успел сделать в этом направлении, делалось очень осторожно, с оглядкой на «ревнителей» старых порядков, в дальнейшем было использовано и приумножено другим, более мощным реформатором – его сыном Петром Алексеевичем. Даже образ жизни самого царя, в частности семейной, заметно отличался от традиционного уклада его предшественников. Так Ф. Гримберг отмечает: «…он выезжает в одном экипаже с женой, ездит вместе с ней на охоту, она выезжает в город в экипаже с незанавешенными окнами. Среди ближних женщин Натальи Кирилловны[5] обнаруживаем прислугу иностранного происхождения, например некую “дохтур-литовку”, в обязанности которой входило приготовление кушанья. Обращают на себя внимание “театральные затеи” царя. Еще в 1660 году он пытается выписать из Англии “мастеров комедию делать”. Но только в 1672 году происходит “первая постановка на русской сцене”: пастор Иоганн-Готфрид Грегори из Немецкой слободы на Кукуе ставит “Артаксерксово действо” – мистерию на библейский сюжет». Будучи сам всесторонне образованным человеком, Алексей Михайлович позаботился о серьезном обучении не только своих сыновей как будущих наследников, но и дочерей. С учетом всего этого и второго царя из рода Романовых также вряд ли можно считать пресловутым «приверженцем старины». На наш взгляд, наиболее точная характеристика ему была дана в исследовании И. Л. Андреева. Прослеживая линию движения Алексея Михайловича к западной культуре, историк пишет: «Он до кончика ногтей, до последнего поклона перед иконописным ликом русский и православный, но уже “подпорченный” острым интересом ко всему западному, уже болеющий сомнительными “комедийными потехами”».

Сразу же после восшествия на престол молодому царю пришлось заниматься той же проблемой, с которой столкнулся еще его отец, – поиском мер для пополнения царской казны. По наущению Морозова было существенно сокращено довольствие городовых дворян и стрельцов, усилено налоговое давление на все слои населения, проводилось жесткое взыскание недоимок за прошлые годы. Но крутые меры результата не приносили. Более того, непосильное налоговое бремя переполнило чашу терпения простого люда. 1 июня 1648 года Алексея Михайловича, возвращающегося с богомолья, встретила толпа челобитчиков. До царя их не допустили, и тогда толпа людей прорвала цепь стрельцов, и перепуганному монарху пришлось принять их жалобы. Но на этом они не успокоились. Уже на следующий день в Москве начались погромы боярских усадеб. Бунтующий люд сжег имение Морозова и растерзал дьяка Назария Чистого – виновника соляного налога. 3 июня толпа ворвалась в Кремль и потребовала выдать им боярина Морозова, а также отъявленного взяточника и казнокрада Леонтия Плещеева, бывшего главой Земского приказа. Царю пришлось выдать последнего, и он тут же был забит насмерть камнями и палками. Морозову ничего не оставалось, как спешно покинуть Москву. Только к середине июня волнения там прекратились.