В связи с этим вполне закономерен вопрос: зачем Александру нужна была смерть его отца, если в соответствии с принятым Павлом законом престол рано или поздно должен был достаться старшему сыну, т. е. ему? В том-то и дело, что скорее всего поздно. Но дело было не только в наследовании престола. Для Александра отец был олицетворением тирании, человеком с чуждыми ему политическими взглядами. Первоначальная цель заговора состояла не только в свержении тирана, но и в принятии конституции. Однако первое намерение закончилось трагедией, а второе – фарсом. Вот как описывает события переворота Н. М. Коняев: «…и граф Панин, и князь Зубов, и сам великий князь Александр, замышляя переворот, имели намерение не только угодить англичанам, но и ввести умеренную конституцию. Платон Александрович даже брал у генерала Клингера для прочтения “Английскую конституцию” Делольма, и на основе ее изготовил свой проект. Никитой Ивановичем Паниным тоже был изготовлен вариант английской конституции, переделанный под русские нравы и обычаи. Был также проект Гавриила Романовича Державина, по которому в России следовало образовать нечто наподобие кортесов – органов сословного предствительства на Пиренейском полуострове…
Насколько эти проекты были созвучны русской действительности, наглядно демонстрирует ошибка, сделанная Я. К. Гротом при публикации конституционной заметки Державина. Вместо “его
“Который же из проектов был глупее, – справедливо замечает по этому поводу князь А. Б. Лобанов-Ростовский, – трудно описать: все три были равно бестолковы”.
– Где же бумаги? – был задан вопрос князю Зубову, когда вспомнили о национальных полномочиях конституционализма.
Тот начал рыться в карманах, но текста конституции не нашел. То ли Платон Александрович обронил ее в суматохе, то ли позабыл дома, поскольку на убийство монарха отправился сильно навеселе.
– Полно ребячиться, Ваше Величество! – повторил граф Пален. – Идите царствовать. Покажитесь гвардии, пока вас не подняли на штыки.
Новый император взглянул на Платона Александровича, пьяно ощупывающего себя в поисках конституции, потом вздохнул.
– При мне все будет, как при бабушке! – дрожащим голосом произнес он.
Это всех присутствующих, и главного “конституционера” Платона Зубова тоже, устраивало больше, чем любая конституция».
Не исключал историк и другого развития событий после свержения Павла I. В частности, он указывал на то, что плодами переворота имела возможность воспользоваться жена убитого императора Мария Федоровна, которой якобы грозила ссылка супругом в монастырь[12]
. «Императрица могла напрямую апеллировать к солдатам, и тогда судьба всего заговора стремительно изменилась бы. Стоило императрице сказать одно только слово и штыки солдат разорвали бы заговорщиков, и при всеобщем ликовании народа Мария Федоровна, как некогда Екатерина II, была бы провозглашена правительницей при малолетнем сыне Николае…Некоторые исследователи утверждают, что Мария Федоровна не пошла на этот шаг вследствие нежелания заниматься делами правления. Утверждается также, что известную роль сыграла и ее ревность, повод для которой давало увлечение Павла Анной Петровной Лопухиной.
Думается, что все эти аргументы малоосновательны. Императрица-мать активно влияла или, вернее, пыталась влиять на политику Александра I, а ревность ее по поводу Лопухиной сильно преувеличена. Лопухина была выдана замуж за князя Гагарина, и ее влияние на императора Павла ограничивалось ходатайствами за несправедливо обиженных.
Если уж у императрицы и были какие-то мысли об устройстве еще одного переворота, то останавливала ее не лень и не ревность, а тот самый акт о престолонаследии, который был подписан ею при коронации Павла и положен в ковчег в алтаре Успенского собора».
Так или иначе, но дворцовый переворот 1801 года стал последним в истории династии Романовых. Хотя и после него возникали острые политические ситуации, заговоры и бунты, сами представители династии уже не соперничали между собой. Теперь, по словам Ф. Гримберг, «против новых Романовых все более и более будет восставать сама империя». И начался этот процесс уже с Александра I.
Последние династические «смуты» Романовых