Династия

— Дорогая Изабелла, — начал Джо, — ты знаешь, что я люблю тебя очень сильно, но…

— Но отеческой любовью, — закончила за него Изабелла. — Твоя любовь принадлежит моей матери, да? Можешь не утруждать себя ответом. Мне надо было догадаться гораздо раньше, ты любишь ее, а на нас смотришь, как на детей. — Внезапно ей в голову пришла мысль, поразившая ее настолько, что она тут же выпалила: — А может, ты относишься к нам, как должен относиться к своим детям? Бог ты мой, как я не додумалась раньше! Вот почему ты был так уверен, что она не любовница лорда Ричарда… Потому что она твоя?..

— Изабелла, как тебе не стыдно! Выбрось немедленно этот бред из головы, тогда Бог проявит снисходительность к тебе, с твоими нечестивыми мыслями. Я люблю твою матушку, но я не смогу тебе объяснить свои чувства. Я был рядом с ней чуть ли не с детства. Это правда, что мое отношение к госпоже не такое, какое подобает слуге, но твои подозрения все равно не оправданны. И потом, неужели ты думаешь, что я мог бы обманывать твоего отца в его собственном доме, ведь он был моим господином, и хорошим господином, уверяю тебя!

Изабелла выглядела пристыженной.

— Джо, прости меня. Я не хотела тебя обидеть. У меня просто сорвалось это с языка. Это все из-за того, что я очень беспокоюсь.

— Я понимаю, — ответил он ей мягко. — Но, дитя мое, если твоя матушка найдет для тебя подходящую партию, разве это не доставило бы тебе хоть какого-то удовольствия? Ведь это означало бы, что ты сможешь распоряжаться своими деньгами — немалыми деньгами, — иметь собственный дом, слуг, и сама будешь решать, ехать тебе на охоту или отправиться в гости.

Изабелла подняла поводья Лиарда и грустно покачала головой, отворачиваясь от Джо.

— Ты не понимаешь, потому что ты мужчина. Быть замужем означает рожать детей.

С этими словами она удалилась, открыв наконец свой главный страх.

Апрельское заседание парламента касалось обсуждения торговли тканями. Элеонора была очень довольна тем, что соответствующие законы приняли. Судя по выражению ее лица, можно было предположить, что она имеет к этому какое-то отношение. Согласно новым законам, сокращался до минимума импорт ткани, определялись стандарты, которым должна была соответствовать производимая материя. Самым важным представлялось то, что расчет за ткань или шерсть шел теперь только в деньгах или слитках серебра и золота. Принятые правила защищали английский рынок ткани от конкуренции с иностранными производителями и недобросовестными торговцами внутри страны. Парламент принял и закон об оплате труда рабочих: они должны были получать наличные деньги, причем в пределах установленных сумм, а это означало, что обеспечивалась минимальная оплата их труда. Такое решение очень приветствовалось, потому что способствовало стабилизации рынка труда.

Элеонора начала подыскивать мельницу. Она обнаружила только одну подходящую и по размеру, и по расположению. Мельница была построена у ручья, который не пересыхал круглый год. Находилась она в четырех милях от Морланд-Плэйса. Ее окружали небольшие ровные поля, которые могли использоваться для валяния, сушки и других необходимых в этом процессе операций с тканью.

Хозяином мельницы был некий Эзра Брэйзен, торговец тканью из Йорка, который не очень интересовался самим производством, но владел этим участком и еще четырьмя мельницами. Ему было около пятидесяти — бездетный вдовец, о котором говорили как об очень жестком дельце. Поговаривали, что три мельницы ему достались, мягко говоря, не вполне честным путем. Он жил один в огромном доме на Коуни-стрит. В доме с ним проживали трое слуг, а еду приносили из харчевни по соседству, где Брэйзен держал лошадей. Одет он был всегда богато и по моде, как и подобает торговцу таким товаром.

По традиции Элеонора начала переговоры еще в церковном дворе однажды после утренней службы. Она пригласила его отобедать у нее в Морланд-Плэйсе через неделю. Никто не высказывал горячего желания записать его себе в друзья или в родственники, поскольку, несмотря на богатый наряд, выглядел он ужасно, так как был очень некрасив: с седеющими прилизанными волосами, морщинистым простоватым лицом и к тому же с плохими зубами. Он был тщедушного телосложения, но на самом деле обладал большой силой, что видно было уже по тому, с какой легкостью он усмирял непослушную лошадь. Изабелла отметила, что Брэйзен неоправданно часто прибегает к кнуту. Маргаритка была в ужасе от его манер за столом, а Эдуарду показалось, что их гость не проявил достаточного уважения к его семье, ведь Морланды имели фамильный герб и были личными друзьями короля.