Династия

— Ты обручена с Томасом, поэтому, что бы ты ни сказала Генри или делала с ним, ничто не может изменить ход событий. Ты меня поняла? Даже если ты согрешила с ним, то это прелюбодеяние, но не препятствие к браку с Томасом.

Элеонора пристально посмотрела на внучку, и Сесиль, не выдержав ее взгляда, залилась краской, глаза ее наполнились слезами — она почувствовала, что ее воля столкнулась с волей более сильной. Она поняла, что проиграла, что вынуждена будет отступить.

Элеонора увидела, как сопротивление Сесиль рушится, и немедленно заговорила мягче и более ободряюще:

— Дитя мое, где твоя гордость? Как можно хотеть младшего брата, если милостивая судьба посылает тебе старшего? Ты Морланд. Томас — это прекрасная партия для тебя, а что такое Генри? Наши деньги вложены в ткань, и ты можешь приумножить семейное богатство, если выйдешь замуж за наследника успешного текстильщика, богатого купца господина Дженкина Баттса. Выйди замуж за Томаса — и твои сыновья будут богачами. Выйди замуж за Генри… — Элеонора пожала плечами. — Генри может быть хорошей партией для Маргарет, — коварно добавила она, зная, как сыграть на зависти Сесиль к более красивой сестре, — но именно ты старшая дочь в семье, так почему тебе должно достаться худшее?

— Но, Генри, я обещала… — слабо сопротивляясь, выдавила Сесиль.

Элеонора нанесла последний решающий удар:

— В этот самый момент Генри все отрицает перед своим отцом, говоря, что всем сердцем жалеет о том, что вообще встретил тебя.

— Правда?!

— О дитя мое, я все это видела раньше. Поверь мне, Томас лучше как человек, как муж, как партия. Неужели ты думаешь, что я дала бы согласие на твой брак, если бы не уверилась в том, что это самая лучшая партия из всех возможных? Разве не я знаю твою истинную цену? Подойди ко мне, моя крошка, моя девочка, и поцелуй меня. Ты мое сокровище, а теперь не плачь, потому что нам нет смысла начинать разговор заново.

— О бабушка, — всхлипывая, произнесла Сесиль, — я прошу у вас прощения, ведь я и не думала…

— Конечно, не думала, а впредь будешь думать. Вытри слезы, ущипни себя за щеки, давай пойдем в дом, и ты все исправишь. Ты будешь любезной с Томасом, потому что ты чуть не разбила ему сердце.

— А… господин Баттс?

— Я поговорю с ним. Мы просто не будем возвращаться к этому досадному эпизоду, вот и все.

— О, благодарю вас, бабушка, — горячо воскликнула Сесиль. Она посмотрела на Элеонору с признательностью и любовью.

После примирения они вошли в дом вместе.

Глава двадцать первая

Зеленоватый свет августовского вечера проникал в холл, затененный ветвями деревьев, и Сесиль сидела, как лесная фея, в своем платье цвета зеленого яблока и с уложенными в золотые косы волосами, — сидела на подушках и пела, аккомпанируя себе. Ее молодой голос звучал чисто. Она улыбнулась Томасу, который устроился рядом с ней, он выглядел абсолютно счастливым и довольным, как кот, наевшийся сливок. Случай, который был связан с именем его брата, казался теперь нелепым недоразумением.

Элеонора и Дженкин сидели чуть поодаль и тихо разговаривали.

— Я не знаю, как вы это сделали, но налицо полная капитуляция, — сказал Дженкин. — Она смотрит на него, как овечка на барашка.

Элеонора улыбнулась, но внезапно ее память озарило воспоминание о том, как ее свекор сказал Роберту в их первую брачную ночь: «Покрой эту овечку, как следует, и она подарит тебе красивого ягненочка». Какие только трюки порой выкидывает наша память, ведь отец Роберта уже сорок лет как умер, а Элеонора помнила каждую интонацию его голоса.

Она выбросила эти мысли из головы и сказала:

— Я думаю, что было бы неплохо поженить их как можно быстрее. Они уже долго обручены, поэтому необходимо сыграть свадьбу, пока никакие другие искушения не возникли на их пути.

— Я согласен, — ответил Дженкин. — Я знаю, что мы не будем спорить по поводу условий, госпожа. Ее приданое очень щедрое, не могу не признать. Я тоже не поскуплюсь. Они очень красивая пара, поэтому заслуживают не хорошего, а только лучшего.

— Они довольны. Давайте назначим свадьбу на этот месяц?

— Годится. Что вы скажете о тридцатом августа?

Они пришли к согласию, а затем Элеонора обратила свой взгляд к Генри, который прислонился к камину, отрешенно наблюдая за своей коварной возлюбленной.

— Что нам делать с этим молодым человеком? — спросила Элеонора, привлекая внимание Дженкина к его сыну. — Он единственный, кого явно не устраивает положение дел.

— О да, мы должны что-то придумать, иначе он может позариться на чужие угодья, желая вкусить запретного плода. Что, если мы сразу устроим и вторую свадьбу? Ваша младшая девочка очень подходящая кандидатура, а Генри получит состояние матери.

Элеонора взглянула на Маргарет, которая играла с мальчиками за столом. Она была прекрасна, как розовый бутон, но гладкая линия ее щек еще сохраняла округлость, свойственную детским лицам.

— Ей только двенадцать, — проговорила Элеонора. — Она слишком юная для замужества.

— Девиц выдают замуж и раньше, — заметил Дженкин.