Династия

— Перестань плакать! — воскликнул он в волнении, поворачиваясь к ней и протягивая свои дрожащие руки. Ее тело было напряжено, но, когда он погладил ее волосы, а затем плечи, она начала оттаивать. Осмелев, Роберт, наконец решился обнять ее. «Не плачь!» — умолял он ее снова и снова.

— Мне очень жаль. Как мне жаль — не передать, но все будет хорошо. О, не плачь!

Элеонора не отвечала, но он чувствовал, что она успокаивается в его объятиях. Она обратила к нему лицо и уткнулась головой в плечо, так что он чувствовал ее слезы на своей коже. Лаская ее и тихо произнося слова утешения, он ощущал себя сильным и нужным, даже храбрым. Главное, он понял, что способен защитить ее. Он чувствовал себя так, как подобает мужу.

— Не плачь, мой маленький ягненок, моя ненаглядная крошка…

Роберт нашел такие ласковые слова, которые удивительно звучали для него самого, ибо он не слышал ничего подобно в своем детстве, лишенном материнской любви.

Руки были сильными, они давали защищенность, спокойствие и уют. Элеонора позволила гладить себя и ласкать до забытья. Роберт не мог знать, что при этом она вспоминала настойчивые руки и губы другого. В темноте легко притворяться. «Моя овечка, мой ягненочек», — все бормотал Роберт, и Элеонора затихла в его руках, как птичка. Во тьме ночи он был сильным, могущественным и любимым; во тьме ночи она была женой того, кому принадлежало ее сердце.

На празднования дня святого Мартина они были уже неделю как женаты и начинали входить в привычную жизненную колею. Конечно, теперь у них была общая спальня, в которой стояла их большая задрапированная кровать. Морланд спал на низкой кровати в одном конце комнаты, Габи — в противоположном. На день низкие кровати задвигались под большую, а низкие одежные комоды выдвигались так, чтобы на них можно было сидеть. Габи и Элеонора проводили нескончаемое время за веретеном; крученую нить для пряжи делали ткач Джон и его жена Ребекка, которые жили в одном из многочисленных близлежащих коттеджей. Затем пряжу приносили Элеоноре и Габи для шитья. Ребекка иногда приходила помогать им, потому что зимой было особенно много работы — им предстояло обшить всех обитателей дома.

Элеонора училась выполнять обязанности хозяйки большого дома постепенно, побуждаемая тем, что ее язвительный свекор обвинит ее при любой оплошности.

Морланд был занят зимней заготовкой и засолкой мяса, чтобы им хватило до весны. В обязанности Элеоноры входило следить затем, чтобы не иссякали запасы еды. С помощью Габи и Жака она составила огромные списки всего, что им могло понадобиться. В эти списки вошли миндаль, изюм, сахар, ревень, апельсины, шелк, кружева, бархат, финики, специи, вино и патока, свечи. Некоторые вещи можно было достать в Йорке, другие надо было заказывать из Лондона. Каждый в свою очередь обнаруживал, что пропущено нечто важное. В итоге Элеонора не могла быть уверена, что какую-нибудь вещь они не забыли. Раньше она подчинялась чужим приказам, теперь ей самой предстояло отдавать распоряжения, и они касались не только еды, но и вообще благополучия пятидесяти человек, находящихся под ее началом.

Кроме организации запасов, в ее официальные обязанности входило следить за тем, чтобы продукция, которую давала ферма, не пропадала, равно как и рыба, дичь и другая еда, привозимая в дом. Молочное хозяйство, пивоварня и кухня также были под ее контролем и на ее ответственности. Ну, а в кухне и холле следовало поддерживать огонь, для чего требовался постоянный запас дров. Жизнь в таком большом доме нуждалась в хорошей организации и жесткой дисциплине. Элеоноре приходилось заниматься буквально всем, от разведения огня в очаге до контроля за поведением слуг, и даже организацией их еженедельного мытья. Что касается последнего, то Элеонора здесь столкнулась с неожиданными проблемами: Роберт, брезгливый от природы, воспитанный, как джентльмен, был приучен мыться довольно регулярно, Морланд делал водные процедуры, когда считал нужным, что происходило нечасто. Домашние слуги мылись по приказу, то есть почти никогда, остальные же считали умывание вредным для здоровья, а иногда даже смертельно опасным.

Элеоноре, не знавшей местного наречия, было очень сложно понять все ее обязанности хозяйки. Морланд регулярно осыпал ее проклятиями, не удосуживаясь узнать, почему, собственно, она что-то не выполнила. До этого большая часть распоряжений по дому исходила от него, но теперь, когда он купил своему сыну жену, он хотел немедленно свалить с себя эту ношу, но при этом не тратить времени на объяснения, странным образом ожидая результата. Слуги с удовольствием подыгрывали старому хозяину и игнорировали свои обязанности еще до того, как Элеонора имела возможность выяснить, кто и что должен был сделать. Если гас огонь, или не привозили молоко к дому, или рыбу не подали на обед в пятницу — за все получала упреки Элеонора. Она не знала йоркширского наречия, а то, чему она вынужденно обучилась, большей частью нельзя было произносить в приличном обществе.