Династия

Элеонора вернулась к разговору за столом. Гости говорили о войне, которая была неизбежна, но Элеонора мыслями витала далеко отсюда. Она думала о прекрасных лордах и леди, а об одном лорде — особенно. Она вспомнила, что отправляется на его родину и теперь будет ближе к нему, хотя он и проводил мало времени в родных пенатах. Будет ближе к нему, но при этом удалится от него навсегда, потому что ни при каких обстоятельствах он не переступит порога убогого крестьянского дома. Элеонора покидала привычный ей круг общения, чтобы уже не возвращаться. Теперь, если бы судьба свела их вновь, у нее уже не было бы права ни обратиться к нему, ни говорить с ним на равных. Если бы она увидела его снова, то только как одна из толпы у дороги, по которой он проскачет в сопровождении своей свиты, как одна из тех, на кого упадет поднятая его лошадью придорожная пыль.

Глава вторая

Они отправились в путь серым холодным утром первого октября. Накануне ударил легкий мороз, и круглые камни, которыми был вымощен внутренний дворик, искрились инеем, а лошадиные морды были окутаны морозной дымкой, которая поднималась к низкому карнизу крыши, где сидели нахохлившиеся от холода воробьи. На этой утренней заре уже ничего не оставалось от лета. Для Элеоноры этот день был лишь мрачным предвестием зимы, которую она встретит в еще более холодном месте.

Отстояв утреннюю мессу и позавтракав, путники покинули гостеприимный замок. Когда они ехали через соседнюю деревушку, дети высыпали на дорогу, а многие мужчины и женщины появились у своих дверей, чтобы посмотреть, что это за группа всадников скачет мимо. Некоторые селяне узнавали Элеонору и посылали ей благословение или доброе напутствие, когда она оказывалась у их порога. Она махала им и благодарила со слезами на глазах, осознавая, что есть только один шанс из тысячи увидеть эти места снова. Она с любовью задержала взгляд на каменном массиве замка, по которому уже скучала. Деревенские серо-золотые домики и окружавшие их зеленые холмы в кольце лиственных лесов навсегда запечатлелись в ее памяти. Замок Кофрэ, который они называли летним замком, был для Элеоноры необыкновенным, потому что с его самой высокой башни она могла увидеть море. Она была счастлива здесь, и тем труднее было прощаться с этими местами и связанными с ними воспоминаниями, поэтому Элеонора поглубже натянула капюшон, чтобы скрыть слезы.

Поездка оказалась долгой и утомительной. Элеонора, одетая в самое теплое платье, поверх которого она накинула плотный плащ, отороченный кроличьим мехом, ехала на тучном пони по кличке Додмэн, что означало «улитка», и он полностью оправдывал свое имя. Достоинством Додмэна, благодаря которому его выбрали для путешествия, являлась способность все время придерживаться главной дороги, не сворачивая на обочину. В конюхи ей определили тринадцатилетнего мальчика по имени Джо. Габи сидела в дамском седле позади него, потому что лорд Эдмунд не пожелал выделять ей лошадь. Жак ехал на собственном скакуне и старался держаться как можно ближе к Элеоноре, поскольку считал спутников Морланда сборищем дикарей, не заслуживающих доверия. Пару мулов, нагруженных багажом Элеоноры, сопровождали люди Морланда, которые замыкали всю процессию.

Они были в дороге четыре дня, останавливаясь на ночь на постоялых дворах, которые не могли похвастаться чистотой, но еду подавали хорошую. По мере того как они продвигались к северу, становилось все холоднее, а земля вокруг казалась все более дикой и пустынной. Иногда они проводили многие часы в пути, не видя ни одной крыши и не встречая ни одного человека. Они проезжали через огромные леса и торфяники, где не осмотрительный путешественник вполне мог стать жертвой ограбления или даже убийства без малейшей надежды на помощь, но на них не нападали, несмотря на присутствие трех нагруженных лошадей. Люди Морланда держали оружие наготове и выглядели настолько устрашающе, что разбойники, очевидно, решили подождать более легкой добычи.

На пятый день путешествия они покинули постоялый двор, когда за окном как из ведра лил холодный непрекращающийся дождь. До этого дороги были неплохими благодаря стоявшей до сих пор сухой погоде, но теперь, ближе к Йорку, они не пробыли и двух часов на вечно переполненной Большой южной дороге, как почувствовали, что ситуация изменилась к худшему. К девяти часам они ползли по дороге, словно улитки, через грязь, доходившую выше копыт лошадей. На робкий вопрос Элеоноры, следует ли ждать улучшения дороги, Морланд жестко ответил ей, что она может ожидать чего ей угодно, но одно он предскажет точно — до конца пути грязь будет доходить уже до подпруги ее лошади.