Династия

— Нет, не буду, — сказала Элеонора тихим голосом, и ее глаза гневно блеснули. — Они могут отдать меня за грубого северного варвара, но я никогда не полюблю его. Я его ненавижу!

Габи машинально перекрестилась, услышав такие слова, ее лицо выражало удивление и гнев.

— Испорченная девчонка! Никогда не говори при мне подобных слов. Это твоя священная обязанность, предписанная нашим милосердным Господом, — любить мужа.

— Вы забываетесь, мисс Габи, — произнесла Элеонора ледяным тоном. — Говорить со своей госпожой в таком тоне недопустимо;

На секунду они уставились друг на друга, а затем Габи тихо проговорила:

— Прошу прощения, госпожа. Я говорила от всего сердца, потому что вы знаете, я люблю вас, как собственного ребенка.

Элеонора задержала взгляд еще на одну секунду, а затем внезапно оттаяла и обняла свою добрую няню.

— О Габи, мне не следовало так говорить. Ты знаешь, я имела в виду совсем другое. Во мне говорило мое горе. Как они могли так поступить со мной, как они могли так пренебречь мной, что готовы выдать за обычного фермера?

— Моя дорогая госпожа, ваши слова более чем несправедливы! Обычный фермер может оказаться добрым, богобоязненным и образованным человеком. Да и вообще-то, вы ничего не можете поделать, ведь решать не вам, и лучше извлечь пользу из того, что имеешь, а не из того, чего желаешь. Для этого надо стать ему хорошей женой и постараться полюбить его.

— Да, я постараюсь стать ему хорошей женой, — повторила Элеонора упавшим голосом, — но я никогда, никогда не полюблю его.

— Вы думаете о том, другом, — Габи оглянулась, чтобы убедиться, что их не подслушивают. Ее голос упал до шепота, но от этого не звучал менее настойчиво. — Выкиньте его из головы, госпожа! Безумием было даже думать о нем. Вы, бедная сирота, и он, королевский герцог! Безумие! Не смейте отдаваться этому чувству, иначе оно принесет вам большое несчастье. Сотрите его из памяти навсегда и не говорите о нем ни с кем, ни с кем!

Элеонора грустно взглянула на нее. Она знала, что это был момент полного крушения ее надежд, но все равно была не в силах забыть дорогой образ. Она будет любить его вопреки всему, но это станет ее тайной. Они могут выдать ее замуж за кого им вздумается, но то, что будет в ее сердце и в ее молитвах, не подвластно их желаниям.

Чтобы обмануть Габи, Элеонора прикинулась покорной — надела маску, которую ей придется носить еще не один год.

Все было кончено. К десяти часам в день приезда Морланда и его спутников обручение уже состоялось, и брак Элеоноры был решен. Церемония прошла тихо и чинно, после чего процессия гостей отправилась в холл для празднования. Все было организовано с помпой: дом убран до блеска, сам холл украшен в праздничный красный цвет, столы и скамьи начищены, а стол, накрытый прекрасной дамасской скатертью и уставленный блюдами и кубками, салфетками, полотенцами, солью с хлебом, был сервирован согласно заведенному порядку.

Процессию возглавляли лорд Эдмунд и Белль, за ними следовали Элеонора, ее жених и Морланд-отец. Все были в своих лучших одеждах. Элеонора выглядела очаровательной, как и подобает невесте: на ней было ее самое нарядное алое шерстяное платье поверх небесно-голубой юбки изо льна. Ее тонкую талию охватывал пояс — подарок ее опекуна, сделанный из многочисленных золотых цепочек и украшенных ляпис-лазурью[3], на поясе висели молитвенник и шар из слоновой кости для ароматической помады, который подарила невесте Белль. Ее голову покрывала фата с вуалью из жесткого тонкого муслина, настолько тяжелая, что удержать ее можно было, лишь обладая осанкой королевы.

Будущий муж Элеоноры и представлял себе свою невесту не меньше чем королевской особой. Он был потрясен ее красотой в первый же момент встречи, и даже тот очевидный для него факт, что впечатление не было взаимным, не расхолодил его. Он прибыл прямо с дороги, грязный и пыльный. В довершение ко всему, щенок, которого он привез с собой, успел не раз обмочить его, только усилив этим и без того неприятный запах конского пота, исходивший от путешественников. Даже сейчас, умывшись и переодевшись в лучшее, Роберт чувствовал, что выглядит жалким воробушком. Его наряд вряд ли можно было назвать элегантным, а стройная, но угловатая фигура невыгодно смотрелась в тонких одеждах. Он страшно нервничал, идя рядом с невестой.

Когда они вошли в холл, Элеонора оглянулась, приятно пораженная пышностью организованного праздника. Она взглянула на молодого человека рядом с собой — он казался ей очень юным: темно-русые волосы, совсем светлые, песочные ресницы и мягко очерченный рот. Чем-то он напомнил ей овцу. Сердце ее по-прежнему занимал другой образ, и не такому жениху было под силу его вытеснить. Ее привлекал совсем иной тип мужчины — с военной выправкой, волевой и уверенный в себе, с улыбкой победителя. Достойный муж в ее представлении должен быть сильным, широкоплечим и мускулистым, напоминающим породистого скакуна. Что хорошего она могла увидеть в этом нервничающем мальчике с лицом поэта и телом танцора?