Динка прощается с детством

- Не беспокойся, она и тебе наговорит, только уж сегодняшний вечер оставим для мамы... Я просто не нахожу себе места от беспокойства...

- Да, маме очень трудно... Надо решить, не поехать ли мне к ней на помощь... Но раньше я должен отчитаться в своей поездке. Ну, сегодня поговорим обо всем! - решительно закончил Леня.

* * *

Через полчаса Динка уже сидела около костра, над которым в солдатском котелке весело булькал ее кулеш.

Три козявки - три хозяйки

Шли на рынок покупать,

Вот на рынке три корзинки,

А хозяек не видать...

напевала Динка, нарезая тоненькими кусочками сало.

- Неистощимая у тебя энергия! - засмеялся Леня, подкладывая в костер наколотые чурки. - Только что лежала свернувшись клубочком, как серенький ежик, а тут, гляди, какую бурную деятельность развернула!

- А ведь это всегда: если человек устал от какого-нибудь одного дела, ему нужно просто перейти на другое, - серьезно ответила Динка.

- Ну, а зачем тебе понадобился этот костер и котелок? Можно было поставить кастрюлю на плиту!

- Как это на плиту? Кулеш варят в котелке, и он должен пропахнуть дымом, убежденно сказала Динка, облизывая ложку,

Ей уже давно хотелось испробовать котелок, который она купила с рук на одном из дачных базаров. Вместе с солдатским котелком купила она и старую зажигалку - для курящих. В тот день на хутор приехал Андрей.

- А кто же тут курящий? - усмехнулся он, глядя на Леню.

- Пока никто. Но ведь это только потому, что вы оба еще ненастоящие мужчины. А когда вы станете мужчинами... - щелкая зажигалкой, сказала Динка.

- Вот как? - расхохотался Андрей и тут же серьезно сказал: - Ну, если, по-твоему, доблесть начинается с папиросы, то в следующий раз я привезу с собой целую пачку "Казбека"!

- А я подарю тебе зажигалку! - обрадовалась Динка.

- Ну-ну, - хмуро сказал Леня, - не дури, Андрей! Ты мне еще и ее научишь курить!

- "Ты мне"!.. - повторил Андрей, и темные глаза его сузились, - А нельзя ли без этой приставки?

- Нельзя, - решительно сказал Леня, и брови его сошлись в прямую черту. Эта приставка была, есть и будет!

- Ты... так уверен в этом? - глядя ему прямо в глаза, спросил Хохолок.

- Да, - отрывисто заявил Леня. - И тебя прошу помнить об этом, на всякий случай!

- Я могу помнить, - усмехнулся Андрей. - Но я ни в чем не уверен!

Динка, напряженно вглядываясь в лица обоих товарищей, силилась понять, о чем они говорят; она чувствовала, что между Леней и Андреем легла какая-то тень, словно пробежала черная кошка. И эта кошка - она, Динка.

- Не смейте так разговаривать! - закричала она. - Я не хочу, чтоб вы спорили из-за какой-то зажигалки? Вот вам, если так! - Она вскочила и, с силой размахнувшись, забросила зажигалку в кусты орешника. - Вот вам!

Глаза Лени просияли, брови разгладились.

- Макака, - ласково сказал он, - ты ошиблась, нам не о чем спорить!

- Нам не о чем спорить, - согласно повторил Хохолок, но в уголках губ его таилась упрямая насмешка. - Мы просто говорили о куренье!

- Это очень вредная штука, - весело продолжал Леня. - И ты права, что забросила свою зажигалку, потому что никто из нас курить не будет!

- Нет, - быстро прервал его Хохолок. - Я буду! Если она захочет, я буду!

- Я не захочу! - быстро сказала Динка.

Эта коротенькая размолвка из-за зажигалки не прошла для нее бесследно; она чувствовала, что в отношения Лени и Андрея вкралось что-то новое. Кроме того, ей просто жаль было зажигалку. Но искать ее в кустах Динка не стала...

Вспомнив об этом сейчас, она недовольно сказала:

- Можно было б разжечь костер зажигалкой... а я разжигала спичками... Она хотела вернуться к тому странному разговору и хорошенько расспросить Леню.

Но Леня спокойно сказал:

- Спичками тоже хорошо, были б сухие щепки, а щепок я тебе еще наколю!

И, взяв топорик, ушел.

Ужинали на террасе, когда уже стемнело. Кулеш, пропахший дымком, показался всем особенно вкусным. И Динка, которая очень любила, чтобы ее подхваливали, сама распоряжалась за столом, накладывая Лене и Мышке полные тарелки, не забывая и себя. Может быть, поэтому да еще потому, что день был слишком насыщен всякими впечатлениями, настоящего вечернего разговора не получилось.

В комнате Алины горела лампа под зеленым абажуром. Пронизанные ее светом, в раскрытом окне качались ветки березы с нежными разлетающимися листочками, тонкий месяц острым серпом прорезал темно-голубые облака, одуряюще пахло лесными фиалками. Слова были короткие, а молчание длинным. Говорить, казалось, не о чем.

- Надо ехать к маме... - вздохнула Мышка.

- Да, надо ехать. Я завтра же поговорю об этом... - тихо отозвался Леня.

- От Алины тоже давно нет письма, - снова вздохнула Мышка.

- Что-то изменилось в ее жизни, - предположил Леня.

- Может быть, теперь она примет "Емшан"? - с надеждой сказала Динка.

И все посмотрели на портрет. Но старшая сестра при свете зеленой лампы казалась особенно строгой и недоступной, и все трое вспомнили, что она не любила посвящать кого-нибудь в свои дела, и тем более не любила она, чтоб ее дела обсуждались даже самыми близкими людьми.

- Ну что ж! Как будет, так будет, - покорно сказал Леня.